Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Вайян, Роже - Вайян - Закон

Проза и поэзия >> Переводная проза >> Вайян, Роже
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Роже Вайян. Закон

-----------------------------------------------------------------------

Roger Vailland. La loi. Пер. с фр. - Н.Жаркова.

В кн.: "Роже Вайян". М., "Прогресс", 1978.

OCR & spellcheck by HarryFan, 10 September 2001

-----------------------------------------------------------------------



    На углу Главной площади и улицы Гарибальди, прямо напротив дворца Фридриха II Швабского находится претура Порто-Манакоре. Это пятиэтажное здание с голым, скучным фасадом: в нижнем этаже - тюрьма, на втором - полицейский участок, на третьем - суд, на четвертом - квартира комиссара полиции, на пятом - квартира судьи.

    В августе в час сиесты городок кажется вымершим. Одни лишь безработные, "disoccupati", незанятые, не покидают обычного своего поста - подпирают стены домов, выходящих на Главную площадь, словно застыли на месте и молчат, вытянув руки по швам.

    Из тюремных окон, прикрытых деревянным "намордником", доносится пение арестантов:


    Повернись, красотка, оглянись...


    Безработные слушают пение арестантов, но сами не поют.

    На пятом этаже претуры от пения арестантов просыпается в своей спальне донна Лукреция.

    Она просто великолепна, эта донна Лукреция: полулежит в постели, опершись на локоть, в вырезе сорочки видна обнаженная грудь; черная грива волос, спадающая ниже пояса, разметалась в беспорядке. На французский вкус она, пожалуй, слишком крупна и дородна. А здесь, в южной итальянской провинции, где женщина на сносях - объект самых пылких мужских вожделений, она считается первой красавицей. Глаза у нее не так чтобы очень большие, но зато всегда что-нибудь да выражают, причем выражают слишком явно все движения души; в этот период ее жизни чаще всего - гнев, ненависть или на худой конец неприязненное безразличие.

    Когда десять лет назад сразу же после свадьбы муж привез Лукрецию в Порто-Манакоре, все дружно стали звать ее "донна", хотя была она всего-навсего супругой судейского чиновника низшего ранга и никто ничего не знал о днях ее молодости, прошедших в большом городе Фоджа, где отец ее был начальником канцелярии префектуры и имел чуть ли не десяток дочерей. В Порто-Манакоре "донна" - это обязательно или дочь или супруга крупного землевладельца, причем старинного рода. Но Лукрецию никто не звал ни "signora", ни "signoria" - "ваша милость", как обычно уважительно обращаются к нездешним. Слишком очевидно, что она именно донна, domina, подобно римской императрице, хозяйка, госпожа.

    Ее супруг, судья Алессандро, входит в спальню и направляется к жене. Она отталкивает его.

    - Совсем меня разлюбила, - вздыхает судья.

    Она не отвечает, подымается, идет к окну, приоткрывает ставни. В лицо ей ударяет удушливая волна зноя. Теперь арестанта затягивают неаполитанскую "канцонетту", получившую премия" на последнем радиофестивале. Донна Лукреция нагибается и видит руки, множество рук, вцепившихся в тюремную решетку, до тут она замечает, как в темноте между разошедшимися дощечками "намордника" на нее пялятся два огромных глаза. Глядящий что-то говорит своим товарищам, блестят еще и еще чьи-то глаза; пение разом смолкает, донна Лукреция чуть отодвигается от окна.

    Теперь она смотрит прямо перед собой и уже не нагибается над подоконником.

    На террасе почтамта под сенью башни Фридриха II Швабского дремлют, развалясь в шезлонгах, почтовые чиновники. От пола террасы к самому верху башни карабкается по веревочкам вьюнок с большими бирюзовыми цветами. Венчики свои вьюнок открывает на заре, а к пяти часам, когда их коснется солнечный луч, закроет. И так каждое лето с тех самых нор, когда она, молоденькая супруга судьи, переехала из Фоджи в Порто-Манакоре.

    Безработные, подпирающие стены вокруг всей Главной площади, ждут, когда появится какой-нибудь арендатор или управитель в наймет хоть одного человека, пусть на любую работенку; но арендаторам и управителям редко требуется помощь безработных, их семьи сами ухаживают за апельсиновыми и лимонными плантациями и за чахлыми оливковыми деревьями, туго растущими на здешней иссушенной зноем почве.

    Справа от Главной площади рабочие развешивают электрические фонарики на ветвях гигантской сосны (по преданию, посаженной еще Мюратом, маршалом Франции и королем Неаполитанским). Нынче вечером муниципалитет дает для курортников бал.

    Площадь спускается террасами, а ниже порт и море. Донна Лукреция глядит на море. С самого конца весны оно все такое же синее. Оно всегда здесь. И целые месяцы даже не всплеснет.

    Судья Алессандро подбирается к жене сзади, кладет ей ладонь на бедро.

    - О чем думаешь? - спрашивает он.

    Она оборачивается. Он ниже ее. За последние месяцы он совсем иссох, брюки на нем болтаются. Она видит, что его бьет дрожь и на висках блестят тяжелые капли пота.

    - Ты, очевидно, хинин забыл принять! - напоминает она.

    Он подходит к туалетному столику, наливает из кувшина воды в стакан для чистки зубов, проглатывает две розовые пилюльки. Его треплет малярия, как и большинство здешних жителей.

    - Никогда ни о чем не думаю, - добавляет она.

    Судья Алессандро удаляется в свой кабинет и открывает толстый том, книготорговец в Фодже специально для него разыскал и выслал почтой этот труд: Альберто дель Веккьо, "Законодательство императора Фридриха II. Турин. 1874". Фридрих II Швабский, император Римской империи, король Неаполитанский, Сицилийский и Апулийский XIII века, - любимый герои судьи. Он ложится на узенькую кушетку - теперь, когда донна Лукреция потребовала себе отдельную спальню, приходится довольствоваться этим малоудобным ложем.

    В соседней комнате шумно ссорятся дети. Служанка, должно быть, спит себе на холодке - или на лестничной площадке, или в канцелярии суда; летом после полудня в ее каморке под самой крышей буквально нечем дышать. Донна Лукреция проходит в детскую и молча водворяет там порядок.

    Сейчас арестанты затягивают песенку из репертуара Шарля Трене, слов они не понимают, и она звучит в их исполнении по-простонародному уныло. Летними вечерами громкоговоритель, установленный на Главной площади, передает всю программу итальянской радиостанции "Секондо", так что репертуар арестантов неистощим.


    - Дай потрогать, - молит Тонио.

    Он тянет руку к грудям, задорно распирающим ткань полотняного платьица.

    Мариетта ударяет его по руке.

    - Ну просят же тебя, - твердит он.

    - А я не желаю, - говорит она.

    Он заталкивает ее в тенистое местечко, под крыльцо дома с колоннадами. Августовское солнце, solleone, лев-солнце, немилосердно жжет топкую низину. В доме все еще спят свинцовым сном сиесты.

    Тонио удается стиснуть запястье девушки, он прижимает ее к стене и наваливается всей тяжестью.

    - Отцепись, а то сейчас людей позову.

    Она отбивается и наконец отталкивает его. Но он по-прежнему жмется к ней.

    - Мариетта, - шепчет он, - Мариетта, ti voglio tanto bene, я так тебя люблю... дай хоть потрогать...

    - Можешь с моей сестрой такими пакостями заниматься!

    - Если хочешь, я все брошу... детей, жену, дона Чезаре... увезу тебя на Север...

    Мария, жена Тонио, старшая сестра Мариетты, появляется на крыльце. За шесть лет Тонио ухитрился сделать ей пятерых ребятишек; живот у нее сползает чуть не до колен, груди сползают на живот.

    - Опять ты к ней вяжешься! - кричит она.

    - Тише, дона Чезаре разбудишь, - отзывается Тонио.

    - А ты, - кричит Мария, обращаясь к Мариетте, - а ты зачем к нему лезешь?

    - Ничего я не лезу, - огрызается Мариетта. - Он сам мне проходу не дает.

    - Вы же дона Чезаре разбудите, - пытается утихомирить женщин Тонио.

    Джулия, мать Марии и Мариетты, тоже появляется на крыльце. Ей еще пятидесяти нет, но вся она какая-то уродливо-скрюченная, совсем как те корни кактуса-опунции, которые море выбрасывает на прибрежный песок; ссохшая, худющая, лицо желтое, а белки глаз, как у всех маляриков, красные.

    - Очень-то мне нужен твой муженек, - кричит Мариетта. - Он сам ко мне все время пристает.

    Теперь на Мариетту набрасывается и Джулия.

    - Если тебе здесь не нравится, - кричит она дочери, - бери да уходи отсюда.

    Мариетта вскидывает голову, в упор смотрит на мать, потом на сестру.

    - Орите хоть до утра, - говорит она, - я все равно к ломбардцу не пойду.

    - Конечно, тебе приятнее чужих мужей отбивать, - кричит старуха Джулия.

    Между колоннами на втором этаже открываются ставни. На балкон выходит дон Чезаре. В мгновение ока воцаряется тишина.

    Дону Чезаре семьдесят два года; со времени своей службы в королевском кавалерийском полку (в конце первой мировой войны) он почти не изменился, разве что раздобрел немного; держится все так же прямо и по-прежнему считается в округе лучшим охотником.

    За спиной дона Чезаре вырисовывается в полутьме спальни силуэт Эльвиры.

    Эльвира тоже дочь старухи Джулии. Марии - двадцать восемь, Эльвире - двадцать четыре, Мариетте - семнадцать. И Джулия и Мария в свое время побывали наложницами дона Чезаре. Теперь ложе с ним делит Эльвира. Мариетта еще девушка.

    - Слушай меня, Тонио, - начинает дон Чезаре.

    - Слушаю, дон Чезаре, - отзывается Тонио.

    И подходит ближе к балкону. Он босой, штаны латаны-перелатаны, рубашки на нем вообще нет, зато белая куртка накрахмалена до лоску. Дон Чезаре требует, чтобы все его доверенные люди щеголяли в безукоризненно белых куртках. С тех пор как Тонио женился на Марии, он стал доверенным лицом дона Чезаре.

    С балкона дону Чезаре видна вся топь, а за ней озеро, среди камышей и зарослей бамбука оно прокладывает себе дорогу к морю и омывает площадку перед крыльцом дома с колоннами; а дальше песчаные отмели перешейка, а еще дальше бухта Порто-Манакоре. Дон Чезаре глядит на море, которое долгие месяцы даже не всплеснет.

    - Слушаю вас, дон Чезаре, - повторяет Тонио.

    Джулия с Марией входят в дом. Легко шагая, Мариетта исчезает среди зарослей бамбука; она держит путь к камышовой хибарке: в таких хибарках живут о семьями рыбаки дона Чезаре.

    - Ну так вот, - обращается к Тонио дон Чезаре, - поедешь сейчас в Порто-Манакоре.

    - Поеду сейчас в Манакоре, - повторяет Тонио.

    - Зайдешь на почту... потом к дону Оттавио... Потом в контору "Соль и табак".

    Тонио повторяет каждое слово, желая показать, что он все отлично понял.

    - Ничего не забудешь? - спрашивает дон Чезаре.

    Тонио опять слово в слово повторяет все поручения.

    - Как же я доберусь до Манакоре? - спрашивает Тонио.

    - А как ты сам рассчитывал добраться? - спрашивает дон Чезаре.

    - Может, взять "ламбретту"? - рискует на всякий случай Тонио.

    - Если тебе так уж хочется, бери "ламбретту".

    - Спасибо, дон Чезаре.

    - А сейчас я иду работать, - заявляет дон Чезаре. - Скажи своим, чтобы не шумели.

    - Будут молчать как миленькие, - говорит Тонио. - Уж поверьте на слово.

    Час сиесты прошел. Дон Чезаре видит, как его рыбаки выходят из своих камышовых хижин, разбросанных в топкой низине, и направляются к площадке, где сохнут их сети. Потом он удаляется к себе в спальню, а оттуда проходит в залу, отведенную под коллекцию древностей.

    Тонио входит в большую нижнюю залу, где сидят его женщины.

    - Мария, - командует он, - принеси башмаки.

    - Башмаки? - переспрашивает Мария. - На что тебе башмаки?

    - Дон Чезаре разрешил мне взять его "ламбретту"!

    - А почему это дон Чезаре разрешил тебе взять его "ламбретту"?

    - Он меня в Манакоре посылает.

    - А ты что, не можешь до Манакоре пешком дойти, что ли?

    - Он мне велел взять его "ламбретту".

    - Он ведь работает, как бы ему шум мотора не помешал, - говорит Мария.

    - Всю жизнь он моторов терпеть не мог, - подхватывает старуха Джулия. - Если бы не правительство с его приказами, никогда бы дон Чезаре не потерпел, чтобы здесь рядом шоссе прокладывали.

    - Сегодня у него хорошее настроение, - поясняет Эльвира. - Нынче утром рыбак ему какую-то древность притащил.

    Возвращается Мариетта, она принесла рыбы на ужин. Кладет рыбу у камина в углу просторной залы. Потом облокачивается на подоконник спиной к присутствующим. Белое полотняное платьице, доходящее до колен, надето прямо на голое тело.

    Мария идет за башмаками Тонио, они висят на балке, а рядом ее башмаки, и башмаки Эльвиры, и башмаки Мариетты; женщины надевают обувь только в праздничные дни или когда идут к мессе в Порто-Манакоре.

    Тонио поглядывает на Мариетту, она стоит к нему спиной, облокотясь о подоконник.

    Возвращается Мария с башмаками.

    - На что это ты так уставился? - спрашивает она мужа.

    - Обуй-ка меня, - приказывает Тонио.

    Он садится на лавку перед господским столом, столешница вытесана из одной огромной оливковой доски. Кроме самого дона Чезаре, никто не имеет права пользоваться массивным неаполитанским креслом XVIII века с позолоченными затейливыми деревянными подлокотниками в виде китайских уродцев.

    - Видать, дон Чезаре совсем ума лишился, раз позволил тебе взять свою "ламбретту", - говорит Мария. - Один бог знает, куда ты на ней укатишь и в котором часу вернешься.

    Мария опускается перед мужем на колени и надевает на него башмаки.

    - Вот если встречу дона Руджеро, - заявляет Тонио, - так я ему покажу, кто быстрее: наша "ламбретта" или его "веспа".

    - Значит, верно, что дон Чезаре позволил тебе взять свою "ламбретту"? - бросает не оборачиваясь Мариетта.

    - А почему бы дону Чезаре не позволить мне взять его "ламбретту"? Ведь я его доверенное лицо.

    Тонио смотрит на Мариетту. Лучи клонящегося к закату солнца скользят по бедрам девушки, и сейчас отчетливо видна теневая ложбинка, разделяющая ее ягодицы, там, где примялась белая ткань.

    - А я тоже умею ездить на мотороллере, - объявляет Мариетта.

    - Кто ж это тебя научил? - спрашивает Тонио.

    - Надеюсь, ты не окончательно ополоумел и не дашь ей вести "ламбретту" дона Чезаре? - обращается к Тонио Мария.

    - Заткнись, женщина, - говорит Тонио.

    Он подымается, идет в конюшню, выводит оттуда "ламбретту" и на площадке перед домом берет ее на тормоз. Женщины идут за ним следом. Изо всех углов высыпают ребятишки. Рыбаки бросают сматывать сети и тесно окружают мотороллер.

    - Воды принесите, - командует Тонио.

    Мария и Джулия зачерпывают полные ведра в водосливе озера. Тонио одним махом выплескивает воду на колеса и на крылья мотороллера. Потом протирает "ламбретту" кусочком замши, доводит ее до блеска.

    - Выходит, значит, - говорит один из рыбаков, - дон Чезаре разрешил тебе взять его "ламбретту"...

    - А что же тут такого? - отвечает Мария.

    Мариетта держится в стороне, у крыльца.

    Тонио нажимает на кнопку карбюратора, подкачать бензина. Потом проверяет рычаг скорости, чтобы тот был в нейтральном положении. С задумчивым видом регулирует подачу газа.

    Рыбаки еще плотнее окружают мотороллер, дети шмыгают у них под ногами.

    Теперь Тонио нажимает на педаль сцепления. Раз, другой, и мотор начинает работать. Тонио передвигает рычаг, и мотор взревывает, работает на полную мощность, затихает.

    - Хороша штучка! - восхищается рыбак.

    - Работает не хуже "веспы", - подтверждает другой.

    - А все-таки уж если иметь мотороллер, так лучше "весну", - говорит третий.

    - Раз дон Чезаре купил себе "ламбретту", - возражает первый, - значит, он навел справки, какой мотороллер самый лучший.

    Тонио отпускает тормоз, садится на седло. Он снова заводит мотор.

    К мотороллеру быстро подходит Мариетта.

    - Прокати меня, - говорит она.

    - Вот видишь, видишь, сама к нему лезешь! - кричит Мария.

    - Больно-то он мне нужен, - отвечает Мариетта. - Просто я хочу прокатиться на "ламбретте".

    Она кладет обе ладони на руль.

    - Тонио, - просит она, - ну позволь мне сесть сзади.

    Мария, которая стоит по ту сторону мотороллера, не спускает с обоих глаз.

    - Надо у дона Чезаре разрешения спросить, - мнется Тонио.

    - Дон Чезаре разрешит, - уверяет Мариетта.

    - Это как сказать.

    - Пойду спрошу у него разрешения.

    - Нет, вы только посмотрите на нее, - возмущается Эльвира, - теперь она уже дону Чезаре мешать будет.

    - Ты сама рассуди, - говорит Тонио, - ведь дон Чезаре, когда работает, не позволяет его беспокоить.

    - Но ведь ты же его доверенное лицо, верно или нет? - не сдается Мариетта. - Прокати!

    - Это точно, я лицо доверенное, - подтверждает Тонио. - Но мне, знаешь, какие важные поручения даны. Поэтому-то дон Чезаре и позволил мне взять его "ламбретту". Ну сама сообрази: разве берут кататься девушку, когда дела надо делать?

    Мариетта убирает с руля руки и отходит прочь.

    - Ты просто баба! - кричит она.

    Круто повернувшись, она идет к крыльцу.

    Тонио дает газ, мотороллер трогается с места и катит по бамбуковой роще в направлении моста.

    Рыбаки смотрят вслед Мариетте, подымающейся по ступенькам крыльца. Они перебрасываются шутками, нарочно но понижая голоса, чтобы ей было слышно.

    - Мужика хочет, - замечает один.

    - А раз мужика не имеется, - подхватывает второй, - и "ламбретта" сойдет.

    - А как же! Такой мотороллер - штучка солидная, - замечает третий.

    Все трое хохочут, не спуская глаз с Мариетты, а у нее от быстрой ходьбы подол платья липнет к бедрам.

    На верхней ступеньке крыльца она останавливается и бросает рыбакам:

    - Идите-ка, мужики, лучше к вашим козам!..

    Про жителей низины ходит слух, что они предпочитают развлекаться с козами, нежели с собственными женами.

    Мариетта входит в дом. Слышно, как "ламбретта", прогремев по мосту, катит за завесой бамбука вдоль водослива.

    Сиеста комиссара полиции Аттилио затянулась дольше обычного. Разбудили его дети судьи Алессандро и донны Лукреции, поднявшие шум на верхнем этаже.

    Не надев рубашки, он подошел прямо к туалетному столику, опрыскал из пульверизатора лавандовой водой щеки и подмышки. Это красивый мужчина лет под сорок. Он всегда тщательно причесан и смачивает волосы новым обезжиренным американским составом, чтобы они красиво лежали волнами. Глаза у него большие, черные, темные подглазники доходят чуть ли не до половины щек. Он надевает белоснежную рубашку: его жена Анна аккуратно разложила ее на комоде; летом он дважды в день меняет рубашки... Галстук он выбирает с толком - чтобы подходил к легкому полотняному костюму. Одеваясь, мурлычет песенку Шарля Трене, которую недавно распевали арестанты, но он-то слова понимает, недаром учился в лицее французскому языку; он лиценциат права.

    Надев пиджак, он одергивает полы, чтобы сидело безупречно. Втыкает в петлицу цветок гвоздики - на окне горшок с древовидной гвоздикой.

    Потом проходит в гостиную, где его жена Анна и дочь торговца скобяным товаром с улицы Гарибальди Джузеппина усердно вяжут.

    Анна мягкая, жирноватая, белокурая. Отец ее был судьей города Лучеры, прославленного во всей провинции города юристов неподалеку от Фоджи; семья эта пользовалась и пользуется уважением с незапамятных времен; их фамилия встречается еще в архивах XIII века; судья Алессандро уверяет, что они ведут род от одного из швабов, которых привел с собой император Фридрих II, когда он сделал Лучеру столицей своего королевства в Южной Италии.

    Джузеппина - худощавая брюнетка, глаза у нее блестят, как у всех маляриков. Правда, она не пожелтела от болезни, как судья и Джулия дона Чезаре; кожа у нее матовая, цвета терракоты. Все тот же судья утверждает, что она прямой потомок сарацин, которых Фридрих II вооружал для борьбы против папы, когда перестал доверять своим собственным рейтарам; рота сарацин как раз и была размещена в Порто-Манакоре.

    Джузеппина вяжет на спицах лифчик - толстую полоску, нечто спиралеобразное, цель его - увеличить грудь и подчеркнуть кончики сосков; в нынешнем году на всех итальянских пляжах задают тон Лоллобриджида и Софи Лорен.

    - Синьор комиссар, - обращается к вошедшему Джузеппина, - хотите доставить мне удовольствие?

    - Да разве я хоть раз в жизни тебе в чем-нибудь отказывал? - смеется комиссар.

    - Ну скажите, что согласны.

    - Обещай ей, - добавляет Анна.

    - Вижу, вижу, уже столковались здесь без меня, - говорит комиссар. - Очевидно, за мороженым послать?

    - Мороженым мы и без вас можем полакомиться, - хохочет в ответ Джузеппина. - Нет, вот о чем я хочу вас попросить: разрешите завтра синьоре Анне пойти со мной утром на пляж.

    - Да, да, - подтверждает Анна.

    - Анна и без того ходит с детьми и с тобой на пляж, когда ей только заблагорассудится, - отвечает комиссар.

    - Вы отлично понимаете, что я имею в виду, - не отстает Джузеппина.

    - Тогда говори, в чем дело.

    - Разрешите ей со мной выкупаться.

    - Ах, так вот что вы тут надумали!

    - Значит, да?

    - Значит, нет, - сухо бросает он.

    - Теперь только одни деревенские женщины не купаются, - замечает Джузеппина.

    - Ну скажи, на кого я похожа в халате, когда все дамы сейчас носят купальные костюмы? - возмущается Анна.

    - В нынешнем сезоне, - подхватывает Джузеппина, - даже жена адвоката Сальгадо и та решилась купаться...

    - И щеголяет в купальном костюме с вырезом до самой попы, - говорит Анна.

    - А вот донна Лукреция не купается, - произносит комиссар, - и, уверен, по этому поводу историй не разводит.

    - Лукреция! - восклицает Анна. - Мы, видите ли, слишком гордые, чтобы купаться в Манакоре. Не уверена даже, что она до Римини снизойдет. Ей подавай прямо Венецию.

    - Значит, вы боитесь, что вашу жену увидят в купальном костюме? - спрашивает Джузеппина.

    - Это уж мое дело!

    Джузеппина вперяет свой лихорадочно блестящий взгляд прямо в глаза комиссара Аттилио.

    - Мы еще к этому разговору вернемся, - обещает она.

    - Ух ты, негодница, - говорит он.

    - Что это с вами обоими? - спрашивает Анна.

    - Ваш муж ужасно отсталый человек, - заявляет Джузеппина. - Не желает, чтобы вы шли в ногу со временем. Если бы мог, заточил бы вас в монастырь. Вам куда счастливее в Лучере жилось.

    - Что верно, то верно, - вздыхает Анна.

    - Тебе, конечно, было бы на руку, если бы она туда вернулась, - обращается комиссар к Джузеппине.

    - Я бы сама с ней охотно туда поехала.

    - Ну это еще вопрос.

    - Да успокойтесь вы оба, - замечает Анна.

    Гостиная обставлена в неаполитанском стиле конца прошлого века. Высокие и узкие кушетки и кресла, мраморный столик на ножках а-ля Людовик XVI, плотные занавески красного плюша. Одна стена сплошь затянута вышитыми шпалерами, где полно тигров и львов. Высокое зеркало в позолоченной гипсовой раме, задрапированное красным плюшем и украшенное искусственными цветами, водружено на широкогорлую китайскую вазу. У подножия статуи Мадонны помещена старинная масляная лампа, но вместо горелки в нее вставлена алая электрическая лампочка, которую не тушат круглые сутки. Вся эта обстановка - приданое Анны и привезена из Лучеры.

    - Опять лампочка Мадонны перегорела, - говорит комиссар.

    Он подходит к статуе, осеняет себя крестным знамением, вывинчивает лампочку и, приоткрыв ставни, рассматривает ее волоски на свет. В комнату вместе с дыханием зноя врывается пение арестантов.

    - Приходится уже десятую лампочку менять, - замечает комиссар.

    Анна вытягивает мизинец и указательный палец в виде рожков - классическое заклятье от дурного глаза.

    - В доме что-то есть, - говорит она.

    - И это что-то идет на пользу электрикам, - замечает Джузеппина.

    - Ты еще! - обрывает ее комиссар. - Ты ведь ни во что не веришь.

    Джузеппина заворачивает в старый номер "Темно" свое вязание.

    - Верю, во что нужно верить, - возражает она.

    Комиссар Аттилио притрагивается к паху - тоже помогает против сглаза.

    - Я вас напугала, синьор комиссар? - спрашивает Джузеппина.

    И смеется. Она зубастая, как негритянка, зубы у нее желтые.

    - Мне надо еще в комиссариат заглянуть, - говорит дон Аттилио.

    - Много у тебя работы? - осведомляется Анна.

    - Да вот это дело с швейцарским туристом...

    - Ах тот, у которого украли полмиллиона лир?

    - Да, - говорит комиссар, - неподалеку от виллы дона Чезаре.

    - Да кто же это оставляет просто так в машине полмиллиона лир? - удивляется Анна.

    - И кто же это проводит ночь в низине? - смеется комиссар. - Недолго и малярию подцепить.

    - Ну, я тоже иду, - говорит Джузеппина.

    - Уже уходишь? - спрашивает Анна.

    - Мне еще надо платье к вечеру выгладить.

    - А ты сегодня идешь на бал? - спрашивает комиссар.

    - У меня, слава богу, нет мужа, некому меня в заточении держать.

    - Только, пожалуйста, не заводите опять споров, - проси! Анна.

    Комиссар с Джузеппиной выходят вместе.

    Претура помещается в старинном дворце, построенном еще Анжуйскими королями, напротив дворца Фридриха II Швабского, после того как сын последнего, король Манфред, был разбит анжуйцами. На лестничных переходах то и дело попадаются какие-то темные закоулки.

    Комиссар Аттилио заталкивает Джузеппину в угол, обнимает ее.

    - Поцелуй меня, - просит он.

    - Нет, - отказывается она.

    Вытянув обе руки, упершись ладонями ему в грудь, Джузеппина отпихивает Аттилио. Но так как для этого ей приходится прогнуться, она прижимается к нему всем животом. И хохочет.

    - Один поцелуй, только один поцелуй, - не отстает он.

    - Нет, - отвечает она.

    - Почему же вчера да, а сегодня нет?

    - Это как получится.

    Комиссару никак не удается согнуть худенькие руки, упершиеся ему в плечи и удерживающие его на почтительном расстоянии - у Джузеппины энергии хватит на двоих. А она по-прежнему хохочет. В полумраке он различает только огромные лихорадочно блестящие глаза да толстые губы, резко обведенные помадой.

    - Прошу тебя, - говорит комиссар.

    - Проси получше!

    - Ну умоляю.

    - Скажи: умоляю тебя, Джузеппина, любовь моя!

    - Умоляю тебя, Джузеппина, любовь моя!

    Опираясь затылком о стену, выгнувшись всем телом, она по-прежнему удерживает на расстоянии склонившегося к ней мужчину.

    - Разрешишь завтра жене пойти со мной на пляж?

    - Да.

    - В купальном костюме?

    - Да.

    - Клянись!

    - Клянусь.

    - Клянись Мадонной.

    - Клянусь Мадонной!

    Джузеппина сгибает руки в локтях и разрешает себя поцеловать. И сама умело отвечает на поцелуй. Он поласкал ее рукой, и она позволила себя поласкать.

    - Я буду ждать тебя в машине после бала, - говорит он.

    - Нет, нас могут увидеть, - возражает она.

    - Я же буду ждать у моста, в конце пляжа. Поедем в сосновую рощу.

    - Ты отлично знаешь, что я не собираюсь быть любовницей женатого мужчины.

    - Я буду делать то, что ты сама пожелаешь.

    - Кто знает, - тянет она, - может, я сама не смогу удержаться.

    - Тем лучше.

    - Тебе известны мои условия.

    - Ты говоришь так, как будто ты уже сейчас моя любовница, - возражает он.

    Воспользовавшись минутной передышкой в разговоре, она высвобождается из его объятий.

    - Нет, - говорит она, - это вовсе не одно и то же. К счастью для меня.

    Она уже на верхней ступеньке лестницы. И мурлычет себе йод нос южную поговорку:


    Bad e pizzichi

    Non fanno buchit!

    [От поцелуев и щипков

    останешься цела (итал.)]


    Потом бегом спускается вниз.


    Из окна своего кабинета комиссар Аттилио смотрит, как Тонио медленно кружит на "ламбретте" по Главной площади.

    Помощник комиссара с бумагами в руке ждет, когда к нему обратится начальник.

    - На какие такие деньги Тонио дона Чезаре купил себе "ламбретту"? - спрашивает комиссар.

    - Я уж и сам об этом подумал, - отвечает помощник.

    - А как же не думать, - замечает комиссар.

    - Я даже справки навел. Деньги швейцарца никакого отношения к "ламбретте" не имеют. За мотороллер дон Чезаре платил.

    - Так я и думал, - говорит комиссар. - Тонио дурачок, где уж ему полмиллиона стянуть.

    Он улыбается.

    - Дон Чезаре на "ламбретте"! Хотел бы я на него посмотреть!

    - Никто еще никогда не видел дона Чезаре на его "ламбретте"!

    - Зачем же он тогда его купил?

    - Должно быть, он на нем втихую девушек тискает.

    - Как, как? Втихую? - нарочно переспрашивает комиссар.

    И хохочет. Помощник хохочет тоже.

    - Будь у меня столько денег, как у дона Чезаре, - заявляет комиссар, - я бы лучше себе "альфа-ромео" купил.

    - Какого выпуска?

    - "Джульетту", открытую, спортивного типа.

    - А я, - замечает помощник, - я бы предпочел "ланчию": "аурелию".

    У помощника вообще нет никакой машины. У комиссара "фиат-1100", купленный в рассрочку: на ежемесячные взносы уходит треть его жалованья. У судьи Алессандро, человека высокой культуры, старенькая, купленная по случаю "тополино".

    Комиссар с помощником берутся за дело швейцарского туриста. Расследование продвигается медленно.

    Кража произошла две недели назад.

    Этот швейцарец с женой и тремя сыновьями - тринадцати, пятнадцати и семнадцати лет - был заядлым туристом. Семья путешествовала в американской машине уже устаревшей марки, на высоких колесах и толстенных шинах, благодаря чему им и удалось добраться до пляжа на перешейке, отделяющем море от соленого озера, входящего во владения дона Чезаре.

    Приехали они за два дня до кражи. Поставили рядом с машиной две палатки - одну для мужа с женой, другую - для ребят.

    Два первых дня они закупали продукты у огородников и рыбаков дона Чезаре.

    В момент кражи - это было в полдень - сам швейцарец и трое его сыновей купались метрах в пятидесяти от берега, примерно в полутораста метрах от своего лагеря.

    Жена читала, вытянувшись под тентом.

    

... ... ...
Продолжение "Закон" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Закон
показать все


Анекдот 
Один мужик другому:

- Ты уже 10 лет женат, и ни разу не изменил! Почему?

- Ну... Причина в двух вещах...

- ... наверное, любовь и преданность?

- Нет! Лень и порносайты!
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100