Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Эдуард Асадов - Асадов - Остров Романтики

Проза и поэзия >> Русская и зарубежная поэзия >> Русская поэзия >> Эдуард Асадов
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Эдуард Асадов. Стихотворения

----------------------------------------------------------------------------

Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

Оригинал сборника расположен на поэтическом сервере "Стихия"

----------------------------------------------------------------------------

ЧУДАЧКА


     Одни называют ее чудачкой

     И пальцем на лоб - за спиной, тайком.

     Другие - принцессою и гордячкой,

     А третьи просто синим чулком.


     Птицы и те попарно летают,

     Душа стремится к душе живой.

     Ребята подруг из кино провожают,

     А эта одна убегает домой.


     Зимы и весны цепочкой пестрой

     Мчатся, бегут за звеном звено...

     Подруги, порой невзрачные просто,

     Смотришь - замуж вышли давно.


     Вокруг твердят ей: - Пора решаться.

     Мужчины не будут ведь ждать, учти!

     Недолго и в девах вот так остаться!

     Дело-то катится к тридцати...


     Неужто не нравился даже никто? -

     Посмотрит мечтательными глазами:

     - Нравиться нравились. Ну и что? -

     И удивленно пожмет плечами.


     Какой же любви она ждет, какой?

     Ей хочется крикнуть: "Любви-звездопада!

     Красивой-красивой! Большой-большой!

     А если я в жизни не встречу такой,

     Тогда мне совсем никакой не надо!"
ЗИМНЯЯ СКАЗКА


     Метелица, как медведица,

     Весь вечер буянит зло,

     То воет внизу под лестницей,

     То лапой скребет стекло.


     Дома под ветром сутулятся,

     Плывут в молоке огоньки,

     Стоят постовые на улицах,

     Как белые снеговики.


     Сугробы выгнули спины,

     Пушистые, как из ваты,

     И жмутся к домам машины,

     Как зябнущие щенята.


     Кружится ветер белый,

     Посвистывает на бегу...

     Мне нужно заняться делом,

     А я никак не могу.


     Приемник бурчит бессвязно,

     В доме прохладней к ночи,

     Чайник мурлычет важно,

     А закипать не хочет.


     Все в мире сейчас загадочно,

     Все будто летит куда-то,

     Метельно, красиво, сказочно...

     А сказкам я верю свято.


     Сказка... мечта-полуночница...

     Но где ее взять? Откуда?

     А сердцу так чуда хочется,

     Пусть маленького, но чуда!


     До боли хочется верить,

     Что сбудутся вдруг мечты,

     Сквозь вьюгу звонок у двери -

     И вот на пороге ты!


     Трепетная, смущенная,

     Снится или не снится?!

     Снегом запорошенная,

     Звездочки на ресницах...


     - Не ждал меня? Скажешь, дурочка?

     А я вот явилась... Можно? -

     Сказка моя! Снегурочка!

     Чудо мое невозможное!


     Нет больше зимней ночи!

     Сердцу хмельно и ярко!

     Весело чай клокочет,

     В доме, как в пекле, жарко...


     Довольно! Хватит! Не буду!

     Полночь... гудят провода...

     Гаснут огни повсюду.

     Я знаю: сбывается чудо,

     Да только вот не всегда...


     Метелица как медведица,

     Косматая голова.

     А сердцу все-таки верится

     В несбыточные слова:


     - Не ждал меня? Скажешь, дурочка?

     Полночь гудит тревожная...

     Где ты, моя Снегурочка,

     Сказка моя невозможная?..
МНЕ УЖЕ НЕ ШЕСТНАДЦАТЬ, МАМА!


     Ну что ты не спишь и все ждешь упрямо?

     Не надо. Тревоги свои забудь.

     Мне ведь уже не шестнадцать, мама!

     Мне больше! И в этом, пожалуй, суть.


     Я знаю, уж так повелось на свете,

     И даже предчувствую твой ответ,

     Что дети всегда для матери дети,

     Пускай им хоть двадцать, хоть тридцать лет


     И все же с годами былые средства

     Как-то меняться уже должны.

     И прежний надзор и контроль, как в детстве,

     Уже обидны и не нужны.


     Ведь есть же, ну, личное очень что-то!

     Когда ж заставляют: скажи да скажи! -

     То этим нередко помимо охоты

     Тебя вынуждают прибегнуть к лжи.


     Родная моя, не смотри устало!

     Любовь наша крепче еще теперь.

     Ну разве ты плохо меня воспитала?

     Верь мне, пожалуйста, очень верь!


     И в страхе пусть сердце твое не бьется,

     Ведь я по-глупому не влюблюсь,

     Не выйду навстречу кому придется,

     С дурной компанией не свяжусь.


     И не полезу куда-то в яму,

     Коль повстречаю в пути беду,

     Я тотчас приду за советом, мама,

     Сразу почувствую и приду.


     Когда-то же надо ведь быть смелее,

     А если порой поступлю не так,

     Ну что ж, значит буду потом умнее,

     И лучше синяк, чем стеклянный колпак.


     Дай твои руки расцеловать,

     Самые добрые в целом свете.

     Не надо, мама, меня ревновать,

     Дети, они же не вечно дети!


     И ты не сиди у окна упрямо,

     Готовя в душе за вопросом вопрос.

     Мне ведь уже не шестнадцать, мама.

     Пойми. И взгляни на меня всерьез.


     Прошу тебя: выбрось из сердца грусть,

     И пусть тревога тебя не точит.

     Не бойся, родная. Я скоро вернусь!

     Спи, мама. Спи крепко. Спокойной ночи!
ДЕВУШКА


     Девушка, вспыхнув, читает письмо.

     Девушка смотрит пытливо в трюмо.

     Хочет найти и увидеть сама

     То, что увидел автор письма.


     Тонкие хвостики выцветших кос,

     Глаз небольших синева без огней.

     Где же "червонное пламя волос"?

     Где две "бездонные глуби морей"?


     Где же "классический профиль", когда

     Здесь лишь кокетливо вздернутый нос?

     "Белая кожа"... но, гляньте сюда,

     Если он прав, то куда же тогда

     Спрятать веснушки? Вот в чем вопрос!


     Девушка снова читает письмо,

     Снова с надеждою смотрит в трюмо.

     Смотрит со скидками, смотрит пристрастно,

     Ищет старательно, но... напрасно!


     Ясно, он просто над ней пошутил.

     Милая шутка! Но кто разрешил?!

     Девушка сдвинула брови. Сейчас

     Горькие слезы брызнут из глаз...


     Как объяснить ей, чудачке, что это

     Вовсе не шутка, что хитрости нету!

     Просто, где вспыхнул сердечный накал,

     Разом кончается правда зеркал!


     Просто весь мир озаряется там

     Радужным, синим, зеленым...

     И лгут зеркала. Не верь зеркалам!

     А верь лишь глазам влюбленным!

     Эдуард Асадов. Остров Романтики.

     Москва: Молодая гвардия, 1969.
МОЕМУ СТАРОМУ ДРУГУ БОРИСУ ШПИЦБУРГУ


     Над Киевом апрельский, журавлиный

     Играет ветер клейкою листвой.

     Эх, Борька, Борька! Друг ты мой старинный,

     Ну вот и вновь мы встретились с тобой.


     Под сводами завода "Арсенала",

     Куда стихи читать я приглашен,

     Ты спрятался куда-то в гущу зала,

     Мол, я не я и, дескать, он не он...


     Ах ты мой скромник, милый чудачина!

     Видать, таким ты будешь весь свой век.

     Хоть в прошлом сквозь бои за Украину

     Шагал отнюдь не робкий человек.


     Вечерний город в звездах растворился,

     А мы идем, идем по-над Днепром.

     Нет, ты совсем, совсем не изменился,

     Все так же ходишь чуточку плечом,


     И так же ногу раненую ставишь,

     И так же восклицаешь:- Это да!

     И так же "р" отчаянно картавишь,

     И так же прямодушен, как всегда.


     Как два солдата летом и зимою,

     Беря за перевалом перевал,

     Уж двадцать с гаком дружим мы с тобою,

     А кстати, "гак" не так уже и мал.


     Но что, скажи, для нас с тобою годы?

     Каких еще нам проб, каких преград?

     Ведь если дружба рождена в невзгодах,

     Она сильней всех прочих во сто крат!


     Ты помнишь госпитальную палату,

     В которой всех нас было двадцать пять,

     Где из троих и одного солдата,

     Пожалуй, сложно было бы собрать...


     Я трудным был. Порою брежу ночью,

     Потом очнусь, а рядом ты сидишь,

     И губы мне запекшиеся мочишь,

     И что-нибудь смешное говоришь.


     Моя сиделка с добрыми руками!

     Нет, ничего я, Боря, не забыл:

     Ни как читал ты книги мне часами,

     Ни как, бывало, с ложечки кормил.


     И в дни, когда со смертью в трудном споре

     Меня хирург кромсал и зашивал,

     Ты, верно, ждал за дверью в коридоре

     Сидел и ждал. И я об этом знал.


     И все же, как нам ни бывало горько,

     Мы часто были с шуткою на "ты"

     И хохотали так, ты помнишь, Борька,

     Что чуть порой не лопались бинты?!


     А помнишь, вышло раз наоборот:

     Был в лежку ты, а я кормить пытался,

     И как сквозь боль ты вдруг расхохотался,

     Когда я пролил в нос тебе компот.


     Эх, Борька, Борька! Сколько звонких лет

     С тех пор уплыло вешним ледоходом?

     А дружбе нашей, видно, сносу нет,

     Она лишь все надежней с каждым годом.


     И хоть не часто видимся порою,

     Ведь тыща верст и сотни разных дел...

     Но в трудный час любой из нас с тобою

     За друга бы и в пекло не сробел!


     Мы хорошо, мы горячо живем

     И ничего не делаем халтурно:

     Ни ты, я знаю, в цехе заводском,

     Ни я, поверь, в цеху литературном!


     Уже рассвет над Киевом встает,

     Ну вот и вновь нам надо расставаться.

     Тебе, наверно, скоро на завод,

     А мне в Москву... В дорогу собираться...


     Не смей, злодей, покашливать так горько!

     Не то и я... Я тоже ведь живой...

     Дай поцелую... добрый, славный мой...

     Мой лучший друг! Мой самый светлый, Борька!..
МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО СОЛДАТА


     Могила Неизвестного солдата!

     О, сколько их от Волги до Карпат!

     В дыму сражений вырытых когда-то

     Саперными лопатами солдат.


     Зеленый горький холмик у дороги,

     В котором навсегда погребены

     Мечты, надежды, думы и тревоги

     Безвестного защитника страны.


     Кто был в боях и знает край передний,

     Кто на войне товарища терял,

     Тот боль и ярость полностью познал,

     Когда копал "окоп" ему последний.


     За маршем - марш, за боем - новый бой!

     Когда же было строить обелиски?!

     Доска да карандашные огрызки,

     Ведь вот и все, что было под рукой!


     Последний "послужной листок" солдата:

     "Иван Фомин", и больше ничего.

     А чуть пониже две коротких даты

     Рождения и гибели его.


     Но две недели ливневых дождей,

     И остается только темно-серый

     Кусок промокшей, вздувшейся фанеры,

     И никакой фамилии на ней.


     За сотни верст сражаются ребяга.

     А здесь, от речки в двадцати шагах,

     Зеленый холмик в полевых цветах -

     Могила Неизвестного солдата...


     Но Родина не забывает павшего!

     Как мать не забывает никогда

     Ни павшего, ни без вести пропавшего,

     Того, кто жив для матери всегда!


     Да, мужеству забвенья не бывает.

     Вот почему погибшего в бою

     Старшины на поверке выкликают

     Как воина, стоящего в строю!


     И потому в знак памяти сердечной

     По всей стране от Волги до Карпат

     В живых цветах и день и ночь горят

     Лучи родной звезды пятиконечной.


     Лучи летят торжественно и свято,

     Чтоб встретиться в пожатии немом,

     Над прахом Неизвестного солдата,

     Что спит в земле перед седым Кремлем!


     И от лучей багровое, как знамя,

     Весенним днем фанфарами звеня,

     Как символ славы возгорелось пламя -

     Святое пламя вечного огня!
ЗОЛОТАЯ КРОВЬ


     "Ученые Грузии нашли золото

     в составе крови человека".

     (Из журнальной статьи)


     Не так давно ученые открыли

     Пусть небольшой, но золотой запас.

     Они его не в рудниках отрыли,

     Они его нашли в крови у нас.


     И пусть всего-то малая частица,

     Не в этом суть, а суть, наверно, в том,

     Что в нашем сердце золото стучится,

     И мы весь век живем, как говорится,

     Согреты этим золотым огнем.


     Мы знаем фразу: "золотые руки!"

     Иль, скажем: "Золотая россыпь слов!"

     Теперь буквально с помощью науки

     Сказать мы вправе: "Золотая кровь!"


     И может быть, с момента первородства,

     Чем было больше золота в крови,

     Тем больше было в людях благородства,

     И мужества, и чести, и любви.


     И я уверен в том, что у Чапая,

     У Фучика, у Зои, у таких,

     Кто отдал жизнь, не дрогнув, за других,

     Струилась кровь по жилам золотая!


     И право, пусть отныне медицина,

     Ребят готовя в трудные бои,

     Глядит не на процент гемоглобина,

     А на проценты золота в крови.


     И нет верней проверки на любовь,

     На мужество и стойкость до конца.

     Где полыхает золотая кровь,

     Там бьются настоящие сердца!
БАЛЛАДА О НЕНАВИСТИ И ЛЮБВИ


     I


     Метель ревет, как седой исполин,

     Вторые сутки не утихая,

     Ревет, как пятьсот самолетных турбин,

     И нет ей, проклятой, конца и края!


     Пляшет огромным белым костром,

     Глушит моторы и гасит фары.

     В замяти снежной аэродром,

     Служебные здания и ангары.


     В прокуренной комнате тусклый свет,

     Вторые сутки не спит радист.

     Он ловит, он слушает треск и свист,

     Все ждут напряженно: жив или нет?


     Радист кивает: - Пока еще да,

     Но боль ему не дает распрямиться.

     А он еще шутит: "Мол, вот беда

     Левая плоскость моя никуда!

     Скорее всего перелом ключицы..."


     Где-то буран, ни огня, ни звезды

     Над местом аварии самолета.

     Лишь снег заметает обломков следы

     Да замерзающего пилота.


     Ищут тракторы день и ночь,

     Да только впустую. До слез обидно.

     Разве найти тут, разве помочь -

     Руки в полуметре от фар не видно?


     А он понимает, а он и не ждет,

     Лежа в ложбинке, что станет гробом.

     Трактор если даже придет,

     То все равно в двух шагах пройдет

     И не заметит его под сугробом.


     Сейчас любая зазря операция.

     И все-таки жизнь покуда слышна.

     Слышна ведь его портативная рация

     Чудом каким-то, но спасена.


     Встать бы, но боль обжигает бок,

     Теплой крови полон сапог,

     Она, остывая, смерзается в лед,

     Снег набивается в нос и рот.


     Что перебито? Понять нельзя.

     Но только не двинуться, не шагнуть!

     Вот и окончен, видать, твой путь!

     А где-то сынишка, жена, друзья...


     Где-то комната, свет, тепло...

     Не надо об этом! В глазах темнеет...

     Снегом, наверно, на метр замело.

     Тело сонливо деревенеет...


     А в шлемофоне звучат слова:

     - Алло! Ты слышишь? Держись, дружище -

     Тупо кружится голова...

     - Алло! Мужайся! Тебя разыщут!..


     Мужайся? Да что он, пацан или трус?!

     В каких ведь бывал переделках грозных.

     - Спасибо... Вас понял... Пока держусь! -

     А про себя добавляет: "Боюсь,

     Что будет все, кажется, слишком поздно..."


     Совсем чугунная голова.

     Кончаются в рации батареи.

     Их хватит еще на час или два.

     Как бревна руки... спина немеет...


     - Алло!- это, кажется, генерал.-

     Держитесь, родной, вас найдут, откопают...-

     Странно: слова звенят, как кристалл,

     Бьются, стучат, как в броню металл,

     А в мозг остывший почти не влетают...


     Чтоб стать вдруг счастливейшим на земле,

     Как мало, наверное, необходимо:

     Замерзнув вконец, оказаться в тепле,

     Где доброе слово да чай на столе,

     Спирта глоток да затяжка дыма...


     Опять в шлемофоне шуршит тишина.

     Потом сквозь метельное завыванье:

     - Алло! Здесь в рубке твоя жена!

     Сейчас ты услышишь ее. Вниманье!


     С минуту гуденье тугой волны,

     Какие-то шорохи, трески, писки,

     И вдруг далекий голос жены,

     До боли знакомый, до жути близкий!


     - Не знаю, что делать и что сказать.

     Милый, ты сам ведь отлично знаешь,

     Что, если даже совсем замерзаешь,

     Надо выдержать, устоять!


     Хорошая, светлая, дорогая!

     Ну как объяснить ей в конце концов,

     Что он не нарочно же здесь погибает,

     Что боль даже слабо вздохнуть мешает

     И правде надо смотреть в лицо.


     - Послушай! Синоптики дали ответ:

     Буран окончится через сутки.

     Продержишься? Да?

     - К сожалению, нет...

     - Как нет? Да ты не в своем рассудке!


     Увы, все глуше звучат слова.

     Развязка, вот она - как ни тяжко.

     Живет еще только одна голова,

     А тело - остывшая деревяшка.


     А голос кричит: - Ты слышишь, ты слышишь?!

     Держись! Часов через пять рассвет.

     Ведь ты же живешь еще! Ты же дышишь?!

     Ну есть ли хоть шанс?

     - К сожалению, нет...


     Ни звука. Молчанье. Наверно, плачет.

     Как трудно последний привет послать!

     И вдруг: - Раз так, я должна сказать! -

     Голос резкий, нельзя узнать.

     Странно. Что это может значить?


     - Поверь, мне горько тебе говорить.

     Еще вчера я б от страха скрыла.

     Но раз ты сказал, что тебе не дожить,

     То лучше, чтоб после себя не корить,

     Сказать тебе коротко все, что было.


     Знай же, что я дрянная жена

     И стою любого худого слова.

     Я вот уже год тебе не верна

     И вот уже год, как люблю другого!


     О, как я страдала, встречая пламя

     Твоих горячих восточных глаз. -

     Он молча слушал ее рассказ,

     Слушал, может, последний раз,

     Сухую былинку зажав зубами.


     - Вот так целый год я лгала, скрывала,

     Но это от страха, а не со зла.

     - Скажи мне имя!..-

     Она помолчала,

     Потом, как ударив, имя сказала,

     Лучшего друга его назвала!


     Затем добавила торопливо:

     - Мы улетаем на днях на юг.

     Здесь трудно нам было бы жить счастливо.

     Быть может, все это не так красиво,

     Но он не совсем уж бесчестный друг.


     Он просто не смел бы, не мог, как и я,

     Выдержать, встретясь с твоими глазами.

     За сына не бойся. Он едет с нами.

     Теперь все заново: жизнь и семья.


     Прости. Не ко времени эти слова.

     Но больше не будет иного времени. -

     Он слушает молча. Горит голова...

     И словно бы молот стучит по темени...


     - Как жаль, что тебе ничем не поможешь!

     Судьба перепутала все пути.

     Прощай! Не сердись и прости, если можешь!

     За подлость и радость мою прости!


     Полгода прошло или полчаса?

     Наверно, кончились батареи.

     Все дальше, все тише шумы... голоса...

     Лишь сердце стучит все сильней и сильнее!


     Оно грохочет и бьет в виски!

     Оно полыхает огнем и ядом.

     Оно разрывается на куски!

     Что больше в нем: ярости или тоски?

     Взвешивать поздно, да и не надо!


     Обида волной заливает кровь.

     Перед глазами сплошной туман.

     Где дружба на свете и где любовь?

     Их нету! И ветер как эхо вновь:

     Их нету! Все подлость и все обман!


     Ему в снегу суждено подыхать,

     Как псу, коченея под стоны вьюги,

     Чтоб два предателя там, на юге,

     Со смехом бутылку открыв на досуге,

     Могли поминки по нем справлять?!


     Они совсем затиранят мальца

     И будут усердствовать до конца,

     Чтоб вбить ему в голову имя другого

     И вырвать из памяти имя отца!


     И все-таки светлая вера дана

     Душонке трехлетнего пацана.

     Сын слушает гул самолетов и ждет.

     А он замерзает, а он не придет!


     Сердце грохочет, стучит в виски,

     Взведенное, словно курок нагана.

     От нежности, ярости и тоски

     Оно разрывается на куски.

     А все-таки рано сдаваться, рано!


     Эх, силы! Откуда вас взять, откуда?

     Но тут ведь на карту не жизнь, а честь!

     Чудо? Вы скажете, нужно чудо?

     Так пусть же! Считайте, что чудо есть!


     Надо любою ценой подняться

     И всем существом, устремясь вперед,

     Грудью от мерзлой земли оторваться,

     Как самолет, что не хочет сдаваться,

     А сбитый, снова идет на взлет!


     Боль подступает такая, что кажется,

     Замертво рухнешь назад, ничком!

     И все-таки он, хрипя, поднимается.

     Чудо, как видите, совершается!

     Впрочем, о чуде потом, потом...


     Швыряет буран ледяную соль,

     Но тело горит, будто жарким летом,

     Сердце колотится в горле где-то,

     Багровая ярость да черная боль!


     Вдали сквозь дикую карусель

     Глаза мальчишки, что верно ждут,

     Они большие, во всю метель,

     Они, как компас, его ведут!


     - Не выйдет! Неправда, не пропаду! -

     Он жив. Он двигается, ползет!

     Встает, качается на ходу,

     Падает снова и вновь встает...


     II


     К полудню буран захирел и сдал.

     Упал и рассыпался вдруг на части.

     Упал, будто срезанный наповал,

     Выпустив солнце из белой пасти.


     Он сдал, в предчувствии скорой весны,

     Оставив после ночной операции

     На чахлых кустах клочки седины,

     Как белые флаги капитуляции.


     Идет на бреющем вертолет,

     Ломая безмолвие тишины.

     Шестой разворот, седьмой разворот,

     Он ищет... ищет... и вот, и вот -

     Темная точка средь белизны!


     Скорее! От рева земля тряслась.

     Скорее! Ну что там: зверь? Человек?

     Точка качнулась, приподнялась

     И рухнула снова в глубокий снег...


     Все ближе, все ниже... Довольно! Стоп!

     Ровно и плавно гудят машины.

     И первой без лесенки прямо в сугроб

     Метнулась женщина из кабины!


     Припала к мужу: - Ты жив, ты жив!

     Я знала... Все будет так, не иначе!..-

     И, шею бережно обхватив,

     Что-то шептала, смеясь и плача.


     Дрожа, целовала, как в полусне,

     Замерзшие руки, лицо и губы.

     А он еле слышно, с трудом, сквозь зубы:

     - Не смей... ты сама же сказала мне..


     - Молчи! Не надо! Все бред, все бред!

     Какой же меркой меня ты мерил?

     Как мог ты верить?! А впрочем, нет,

     Какое счастье, что ты поверил!


     Я знала, я знала характер твой!

     Все рушилось, гибло... хоть вой, хоть реви!

     И нужен был шанс, последний, любой!

     А ненависть может гореть порой

     Даже сильней любви!


     И вот, говорю, а сама трясусь,

     Играю какого-то подлеца.

     И все боюсь, что сейчас сорвусь,

     Что-нибудь выкрикну, разревусь,

     Не выдержав до конца!


     Прости же за горечь, любимый мой!

     Всю жизнь за один, за один твой взгляд,

     Да я, как дура, пойду за тобой,

     Хоть к черту! Хоть в пекло! Хоть в самый ад!


     И были такими глаза ее,

     Глаза, что любили и тосковали,

     Таким они светом сейчас сияли,

     Что он посмотрел в них и понял все!


     И, полузамерзший, полуживой,

     Он стал вдруг счастливейшим на планете.

     Ненависть, как ни сильна порой,

     Не самая сильная вещь на свете!
ОТЦЫ И ДЕТИ


     Сегодня я слово хочу сказать

     Всем тем, кому золотых семнадцать,

     Кому окрыленных, веселых двадцать,

     Кому удивительных двадцать пять.


     По-моему, это пустой разговор,

     Когда утверждают, что есть на свете

     Какой-то нелепый, извечный спор,

     В котором воюют отцы и дети.


     Пускай болтуны что хотят твердят,

     У нас же не две, а одна дорога.

     И я бы хотел вам, как старший брат,

     О ваших отцах рассказать немного.


     Когда веселитесь вы или даже

     Танцуете так, что дрожит звезда,

     Вам кто-то порой с осужденьем скажет:

     - А мы не такими были тогда!


     Вы строгою меркою их не мерьте.

     Пускай. Ворчуны же всегда правы!

     Вы только, пожалуйста, им не верьте.

     Мы были такими же, как и вы.


     Мы тоже считались порой пижонами

     И были горласты в своей правоте,

     А если не очень-то были модными,

     То просто возможности были не те.


     Когда ж танцевали мы или бузили

     Да так, что срывалась с небес звезда,

     Мы тоже слышали иногда:

     - Нет, мы не такими когда-то были!


     Мы бурно дружили, мы жарко мечтали.

     И все же порою - чего скрывать!-

     Мы в парты девчонкам мышей совали,

     Дурили. Скелетам усы рисовали,

     И нам, как и вам, в дневниках писали:

     "Пусть явится в срочном порядке мать!"


     И все-таки в главном, большом, серьезном

     Мы шли не колеблясь, мы прямо шли.

     И в лихолетьи свинцово-грозном,

     Мы на экзамене самом сложном

     Не провалились. Не подвели.


     Поверьте, это совсем не просто

     Жить так, чтоб гордилась тобой страна,

     Когда тебе вовсе еще не по росту

     Шинель, оружие и война.


     Но шли ребята, назло ветрам,

     И умирали, не встретив зрелость,

     По рощам, балкам и по лесам,

     А было им столько же, сколько вам,

     И жить им, конечно, до слез хотелось.


     За вас, за мечты, за весну ваших снов,

     Погибли ровесники ваши - солдаты:

     Мальчишки, не брившие даже усов,

     И не слыхавшие нежных слов,

     Еще не целованные девчата.


     Я знаю их, встретивших смерть в бою.

     Я вправе рассказывать вам об этом,

     Ведь сам я, лишь выживший чудом, стою

     Меж их темнотою и вашим светом.


     Но те, что погибли, и те, что пришли,

     Хотели, надеялись и мечтали,

     Чтоб вы, их наследники, в светлой дали

     Большое и звонкое счастье земли

     Надежно и прочно потом держали.


     Но быть хорошими, значит ли жить

     Стерильными ангелочками?

     Ни станцевать, ни спеть, ни сострить,

     Ни выпить пива, ни закурить,

     Короче: крахмально белея, быть

     Платочками-уголочками?!


     Кому это нужно и для чего?

     Не бойтесь шуметь нисколько.

     Резкими будете - ничего!

     И даже дерзкими - ничего!

     Вот бойтесь цинизма только.


     И суть не в новейшем покрое брюк,

     Не в платьях, порой кричащих,

     А в правде, а в честном пожатье рук

     И в ваших делах настоящих.


     Конечно, не дай только бог, ребята,

     Но знаю я, если хлестнет гроза,

     Вы твердо посмотрите ей в глаза

     Так же, как мы смотрели когда-то.


     И вы хулителям всех мастей

     Не верьте. Нет никакой на свете

     Нелепой проблемы "отцов и детей",

     Есть близкие люди: отцы и дети!


     Идите ж навстречу ветрам событий,

     И пусть вам всю жизнь поют соловьи.

     Красивой мечты вам, друзья мои!

     Счастливых дорог и больших открытий!
РОМАНТИКИ ДАЛЬНИХ ДОРОГ


     Прихлынет тоска или попросту скука

     Однажды присядет к тебе на порог,

     Ты знай, что на свете есть славная штука -

     Романтика дальних и трудных дорог.


     Конечно же, есть экзотичные страны:

     Слоны и жирафы средь зелени вечной,

     Где ночью на пальмах кричат обезьяны

     И пляшут туземцы под грохот тамтамов,

     При этом почти без одежды, конечно.


     Экзотика... Яркие впечатленья.

     Романтика с этим не очень схожа.

     Она не пираты, не приключенья,

     Тут все и красивей гораздо и строже:


     Соленые брызги, как пули, захлопали

     По плитам набережной Севастополя,

     Но в ночь штормовую в туман до утра

     Уходят дозорные катера.


     А возле Кронштадта грохочет Балтика.

     Курс - на Вайгач. Рулевой на посту.

     А рядом незримо стоит Романтика

     И улыбается в темноту.


     А где-то в тайге, в комарином гуде,

     Почти у дьявола на рогах,

     Сидят у костра небритые люди

     В брезенте и стоптанных сапогах.


     Палатка геологов - сесть и пригнуться.

     Приборы, спецовки - сплошной неуют.

     Скажи о романтике им - усмехнутся:

     - Какая уж, к черту, романтика тут?!


     Но вы им не верьте! В глухие чащобы

     Не рубль их погнал за родимый порог.

     Это романтики чистой пробы,

     Романтики дальних и трудных дорог!


     Один романтик штурмует науку,

     Другой разрыл уникальный храм,

     А кто-то завтра протянет руку

     К новым созвездиям и мирам.


     Вот мчит он, вцепившись в кресло из пластика,

     Взор сквозь стекло устремив к луне,

     А рядом незримо висит Романтика

     В невесомости и тишине...


     Скитальцы морей, покорители Арктики!

     А здесь, посреди городской толкотни,

     Есть ли в обычной жизни романтики?

     Кто они? Где? И какие они?


     Да те, кто живут по макушку счастливые

     Мечтами, любимым своим трудом,

     Те, кто умеет найти красивое

     Даже в будничном и простом.


     Кто сделает замком снежную рощицу,

     Кому и сквозь тучи звезда видна,

     Кто к женщине так, между прочим, относится,

     Как в лучшие рыцарские времена.


     Немного застенчивы и угловаты,

     Живут они так до момента, когда

     Однажды их властно потянут куда-то

     Дороги, метели и поезда.


     Не к пестрой экзотике - пальмам и зебрам

     Умчат они сердцем, храня мечту,

     А чтобы обжить необжитые дебри,

     Чтоб вырвать из мрака алмазные недра

     И людям потом подарить красоту!


     Мешать им не надо. Успеха не будет.

     Ведь счастье их - ветры борьбы и тревог.

     Такие уж это крылатые люди -

     Романтики дальних и трудных дорог!
АРТИСТКА


     Концерт. На знаменитую артистку,

     Что шла со сцены в славе и цветах,

     Смотрела робко девушка-хористка

     С безмолвным восхищением в глазах.


     Актриса ей казалась неземною

     С ее походкой, голосом, лицом.

     Не человеком - высшим божеством,

     На землю к людям посланным судьбою.


     Шло "божество" вдоль узких коридоров,

     Меж тихих костюмеров и гримеров,

     И шлейф оваций гулкий, как прибой,

     Незримо волочило за собой.


     И девушка вздохнула:- В самом деле,

     Какое счастье так блистать и петь!

     Прожить вот так хотя бы две недели,

     И, кажется, не жаль и умереть!


     А "божество" в тот вешний поздний вечер

     В большой квартире с бронзой и коврами

     Сидело у трюмо, сутуля плечи

     И глядя вдаль усталыми глазами.


     Отшпилив, косу в ящик положила,

     Сняла румянец ватой не спеша,

     Помаду стерла, серьги отцепила

     И грустно улыбнулась:- Хороша...


     Куда девались искорки во взоре?

     Поблекший рот и ниточки седин...

     И это все, как строчки в приговоре,

     Подчеркнуто бороздками морщин...


     Да, ей даны восторги, крики "бис",

     Цветы, статьи "Любимая артистка!",

     Но вспомнилась вдруг девушка-хористка,

     Что встретилась ей в сумраке кулис.


     Вся тоненькая, стройная такая,

     Две ямки на пылающих щеках,

     Два пламени в восторженных глазах

     И, как весенний ветер, молодая...


     Наивная, о, как она смотрела!

     Завидуя... Уж это ли секрет?!

     В свои семнадцать или двадцать лет

     Не зная даже, чем сама владела.


     Ведь ей дано по лестнице сейчас

     Сбежать стрелою в сарафане ярком,

     Увидеть свет таких же юных глаз

     И вместе мчаться по дорожкам парка...


     Ведь ей дано открыть мильон чудес,

     В бассейн метнуться бронзовой ракетой,

     Дано краснеть от первого букета,

     Читать стихи с любимым до рассвета,

     Смеясь, бежать под ливнем через лес...


     Она к окну устало подошла,

     Прислушалась к журчанию капели.

     За то, чтоб так прожить хоть две недели,

     Она бы все, не дрогнув, отдала!
В ЗЕМЛЯНКЕ


     Огонек чадит в жестянке,

     Дым махорочный столбом...

     Пять бойцов сидят в землянке

     И мечтают кто о чем.


     В тишине да на покое

     Помечтать оно не грех.

     Вот один боец с тоскою,

     Глаз сощуря, молвил: "Эх!"


     И замолк, второй качнулся,

     Подавил протяжный вздох,

     Вкусно дымом затянулся

    

... ... ...
Продолжение "Остров Романтики" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Остров Романтики
показать все


Анекдот 
- Вовочка, а что ты делал во время войны?

- Патроны подносил !

- И что тебе говорили ?

- Гуд, Вольдемар, гуд.
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100