Уайльд, Оскар - Уайльд - Преступление лорда Артура СэвилаПроза и поэзия >> Переводная проза >> Уайльд, Оскар Читать целиком Оскар Уайльд. Преступление лорда Артура Сэвила
-----------------------------------------------------------------------
Пер. - Д.Аграчев. В кн.: "Оскар Уайльд. Избранное".
Свердловск, Изд-во Уральского ун-та, 1990.
OCR & spellcheck by HarryFan, 12 September 2001
-----------------------------------------------------------------------
Размышление о чувстве долга
1
Леди Уиндермир давала последний прием перед пасхой, и дом был заполнен
до отказа. Шесть министров явились прямо из парламента в орденах и лентах,
светские красавицы блистали изящнейшими туалетами, а в углу картинной
галереи стояла принцесса София из Карлсруэ - грузная дама с роскошными
изумрудами и крохотными черными глазками на скуластом татарском лице; она
очень громко говорила на скверном французском и неумеренно хохотала в
ответ на любую реплику. Как все чудесно перемешалось! Сиятельные леди
запросто болтали с воинствующими радикалами, прославленные проповедники
по-приятельски беседовали с известными скептиками, стайка епископов
порхала из зала в зал вслед за дебелой примадонной, на лестнице стояли
несколько действительных членов Королевской академии, маскирующихся под
богему, и прошел слух, что столовую, где накрыли ужин, просто оккупировали
гении. Без сомнения, это был один из лучших вечеров леди Уиндермир, и
принцесса задержалась почти до половины двенадцатого.
Как только она уехала, леди Уиндермир вернулась в картинную галерею,
где знаменитый экономист серьезно и обстоятельно разъяснял научную теорию
музыки негодующему виртуозу из Венгрии, и заговорила с герцогиней Пейсли.
Как хороша была хозяйка вечера! Невозможно не восхищаться белизной ее
точеной шеи, незабудковой синевой глаз и золотом волос. То было и в самом
деле or pur [чистое золото (фр.)], а не бледно-желтый цвет соломы, который
ныне смеют сравнивать с благородным металлом, то было золото, вплетенное в
солнечные лучи и упрятанное в таинственной толще янтаря; в золотом
обрамлении ее лицо светилось как лик святого, но и не без магической
прелести греха. Она являла собой интересный психологический феномен. Уже в
юности она познала ту важную истину, что опрометчивость и легкомыслие чаще
всего почитают за невинность. За счет нескольких дерзких проделок -
большей частью, впрочем, совершенно безобидных - она приобрела известность
и уважение, подобающие видной личности. Она не раз меняла мужей (согласно
справочнику Дебретта, их у нее было три), но сохранила одного любовника, и
потому пересуды на ее счет давно прекратились. Ей недавно исполнилось
сорок, она была бездетна и обладала той неуемной жаждой удовольствий,
которая единственно и продлевает молодость.
Вдруг она нетерпеливо огляделась и проговорила своим чистым контральто:
- Где мой хиромант?
- Кто-кто, Глэдис? - вздрогнув, воскликнула герцогиня.
- Мой хиромант, герцогиня. Я теперь жить без него не могу.
- Глэдис, милая, ты всегда так оригинальна, - пробормотала герцогиня,
пытаясь вспомнить, что такое хиромант, и опасаясь худшего.
- Он приходит два раза в неделю, - продолжала леди Уиндермир, - и
извлекает интереснейшие вещи из моей руки.
- О боже! - тихо ужаснулась герцогиня. - Что-то вроде мозольного
оператора. Какой кошмар. Надеюсь, он, по крайней мере, иностранец. Это
было бы еще не так страшно.
- Я непременно должна вас познакомить.
- Познакомить! - вскричала герцогиня. - Он что же, здесь? - Она
принялась искать глазами свой черепаховый веер и весьма потрепанную
кружевную накидку, с тем чтобы, если потребуется, ретироваться без
промедления.
- Разумеется, он здесь. Какой же прием без него! Он говорит, что у меня
богатая, одухотворенная рука и что если бы большой палец был чуточку
короче, то я была бы меланхолической натурой и пошла в монастырь.
- Ах, вот что. - У герцогини отлегло от сердца. - Он гадает!
- И угадывает! - подхватила леди Уиндермир. - И так ловко! Вот в
будущем году, например, меня подстерегает большая опасность и на суше и на
море, так что я буду жить на воздушном шаре, а ужин мне по вечерам будут
поднимать в корзине. Это все написано на моем мизинце - или на ладони, я
точно не помню.
- Ты искушаешь провидение, Глэдис.
- Милая герцогиня, я уверена, что провидение давно научилось не
поддаваться искушению. По-моему, каждый должен ходить к хироманту хотя бы
раз в месяц, чтобы знать, что ему можно и чего нельзя. Потом мы, конечно,
делаем все наоборот, но как приятно знать о последствиях заранее! Если
кто-нибудь сейчас же не отыщет мистера Поджерса, я пойду за ним сама.
- Позвольте мне, леди Уиндермир, - сказал высокий красивый молодой
человек, который в продолжение всего разговора стоял, улыбаясь, рядом.
- Спасибо, лорд Артур, но вы же его не знаете.
- Если он такой замечательный, как вы рассказывали, леди Уиндермир, я
его ни с кем не спутаю. Опишите его внешность, и я сию же минуту приведу
его.
- Он совсем не похож на хироманта. То есть в нем нет ничего
таинственного, романтического. Маленький, полный, лысый, в больших очках с
золотой оправой - нечто среднее между семейным доктором и провинциальным
стряпчим. Сожалею, но я, право, не виновата. Все это очень досадно. Мои
пианисты страшно похожи на поэтов, а поэты на пианистов. Помню, в прошлом
сезоне я пригласила на обед настоящее чудовище - заговорщика, который
взрывает живых людей, ходит в кольчуге, а в рукаве носит кинжал. И что бы
вы думали? Он оказался похожим на старого пастора и весь вечер шутил с
дамами. Он был очень остроумен и все такое, но представьте, какое
разочарование! А когда я спросила его о кольчуге, он только рассмеялся и
ответил, что в Англии в ней было бы холодно. А вот и мистер Поджерс! Сюда,
мистер Поджерс. Я хочу, чтобы вы погадали герцогине Пейсли. Герцогиня, вам
придется снять перчатку. Нет, не эту, другую.
- Право, Глэдис, это не вполне прилично, - проговорила герцогиня,
нехотя расстегивая отнюдь не новую лайковую перчатку.
- Все, что интересно, не вполне прилично, - парировала леди Уиндермир.
- On a fait le monde ainsi [так уж устроен мир (фр.)]. Но я должна вас
познакомить. Герцогиня, это мистер Поджерс, мой прелестный хиромант.
Мистер Поджерс, это герцогиня Пейсли, и если вы скажете, что ее лунный
бугор больше моего, я вам уже никогда не поверю.
- Глэдис, я уверена, что у меня на руке нет ничего подобного, - с
достоинством произнесла герцогиня.
- Вы совершенно правы, ваша светлость, - сказал мистер Поджерс,
взглянув на пухлую руку с короткими толстыми пальцами, - лунный бугор не
развит. Но линия жизни, напротив, видна превосходно. Согните, пожалуйста,
руку. Вот так, благодарю. Три четких линии на сгибе! Вы доживете до
глубокой старости, герцогиня, и будете очень счастливы. Честолюбие...
весьма скромно, линия интеллекта... не утрирована, линия сердца...
- Говорите все как есть, мистер Поджерс! - вставила леди Уиндермир.
- С превеликим удовольствием, сударыня, - сказал мистер Поджерс и
поклонился, - но увы, герцогиня не дает повода для пространных рассказов.
Я вижу редкое постоянство в сочетании с завидным чувством долга.
- Продолжайте, прошу вас, мистер Поджерс, - весьма благосклонно
произнесла герцогиня.
- Не последнее из достоинств вашей светлости - бережливость, -
продолжал мистер Поджерс, и леди Уиндермир прыснула со смеху.
- Бережливость - прекрасное качество, - удовлетворенно проговорила
герцогиня. - Когда я вышла за Пейсли, у него было одиннадцать замков и ни
одного дома, пригодного для жизни.
- А теперь у него двенадцать домов и ни одного замка! - отозвалась леди
Уиндермир.
- Видишь ли, милая, я люблю...
- Комфорт, - произнес мистер Поджерс, - удобства и горячую воду в
каждой спальне. Вы совершенно правы, ваша светлость. Комфорт - это
единственное, что может нам дать цивилизация.
- Вы чудесно отгадали характер герцогини, мистер Поджерс. Теперь
погадайте леди Флоре. - Повинуясь знаку улыбающейся хозяйки, из-за дивана
неловко выступила высокая девушка с острыми лопатками и рыжеватыми
волосами, выдающими шотландское происхождение; она протянула худую,
длинную руку с крупными и как бы приплюснутыми пальцами.
- А, пианистка! Вижу, вижу, - сказал мистер Поджерс. - Превосходная
пианистка, хотя, пожалуй, и не из тех, что зовутся музыкантами. Скромна,
честна, очень любит животных.
- Сущая правда! - воскликнула герцогиня, обращаясь к леди Уиндермир. -
Флора держит в Макклоски две дюжины овчарок. Она бы и наш городской дом
превратила в зверинец, если б только отец позволил.
- Со своим домом я это проделываю каждый четверг, - рассмеялась леди
Уиндермир, - вот только овчаркам предпочитаю львов.
- Тут вы ошибаетесь, леди Уиндермир, - сказал мистер Поджерс и чинно
поклонился.
- Женщина без милых ошибок - это не женщина, а особа женского пола. Но
погадайте нам еще. Сэр Томас, покажите вашу руку.
Приятного вида пожилой господин в белом жилете протянул большую
шершавую руку с весьма длинным средним пальцем.
- Непоседливый нрав; четыре дальних путешествия в прошлом, одно еще
предстоит. Трижды попадал в кораблекрушение. Нет-нет, дважды, но рискует
разбиться вновь. Убежденный консерватор, весьма пунктуален, страстный
коллекционер. Тяжело болел в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет.
В тридцать унаследовал крупное состояние. Питает отвращение к кошкам и
радикалам.
- Поразительно! - вскричал сэр Томас. - Вы непременно должны погадать
моей жене.
- Вашей второй жене, - уточнил мистер Поджерс, все еще не выпуская из
рук пальцы сэра Томаса. - С превеликим удовольствием.
Но леди Марвел - меланхоличная дама с каштановыми волосами и
сентиментальными ресницами - наотрез отказалась предать гласности свое
прошлое и будущее, а русский посол мосье де Колов не пожелал даже снять
перчатки, несмотря на все увещевания леди Уиндермир. Да и многие другие
побоялись предстать перед забавным человечком с шаблонной улыбкой, очками
в золотой оправе и проницательными глазами-бусинками; а уж когда он сказал
бедной леди Фермер - прямо здесь, в обществе, - что она равнодушна к
музыке, но очень любит музыкантов, никто более не сомневался, что
хиромантия - крайне опасная наука и поощрять ее не следует, кроме как
tete-a-tete [с глазу на глаз (фр.)] Однако лорду Артуру Сэвилу, который
ничего не знал о печальной истории леди Фермер и с немалым интересом
наблюдал за мистером Поджерсом, чрезвычайно захотелось, чтобы ему тоже
погадали, но, не решаясь громко заявить о своем желании, он подошел к леди
Уиндермир и, очаровательно покраснев, спросил, удобно ли, по ее мнению,
побеспокоить мистера Поджерса.
- Ну разумеется! - сказала леди Уиндермир. - Он здесь для того, чтобы
его беспокоили. Все мои львы, лорд Артур, это львы-артисты; по первому
моему слову они прыгают через обруч. Но я вас предупреждаю, что ничего не
утаю от Сибил. Я жду ее завтра к обеду - нам надо поболтать о шляпках, и,
если мистер Поджерс выяснит, что у вас дурной нрав, или склонность к
подагре, или жена в Бейсуотере, я все ей непременно передам.
Лорд Артур улыбнулся и покачал головой.
- Я не боюсь. Она обо мне все знает, как и я о ней.
- В самом деле? Вы меня, право, немного огорчили. Взаимные иллюзии -
вот лучшая основа для брака. Нет-нет, я не цинична, просто у меня есть
опыт - впрочем, это одно и то же. Мистер Поджерс, лорд Артур Сэвил
мечтает, чтоб вы ему погадали. Только не говорите, что он обручен с одной
из милейших девушек в Лондоне: об этом "Морнинг пост" сообщила месяц тому
назад.
- Леди Уиндермир, душечка, - вскричала маркиза Джедберг, - оставьте мне
мистера Поджерса. Он только что сказал, что меня ждут подмостки - как
интересно!
- Если он вам такое сказал, леди Джедберг, я заберу его от вас сию же
секунду. Сюда, мистер Поджерс. Погадайте лорду Артуру.
- Что ж, - леди Джедберг состроила обиженное личико и поднялась с
дивана, - если мне нельзя на сцену, разрешите хотя бы быть зрителем.
- Разумеется. Мы все будем зрителями, - объявила леди Уиндермир. -
Итак, мистер Поджерс, сообщите нам что-нибудь приятное. Лорд Артур - мой
любимец.
Но, взглянув на руку лорда Артура, мистер Поджерс странно побледнел и
не произнес ни слова. Он зябко поежился, и его кустистые брови уродливо
задергались, как это случалось, когда он был в растерянности. На
желтоватом лбу мистера Поджерса появились крупные бусинки пота, словно
капли ядовитой росы, а его толстые пальцы сделались влажными и холодными.
Лорд Артур заметил эти признаки смятения и сам - впервые в жизни -
почувствовал страх. Ему захотелось повернуться и бежать, но он сдержал
себя. Лучше знать все, даже самое ужасное. Невыносимо оставаться в
неведении.
- Я жду, мистер Поджерс, - сказал он.
- Мы все ждем! - нетерпеливо заметила леди Уиндермир, но хиромант
по-прежнему молчал.
- Артуру, наверное, суждено играть на театре, - предположила леди
Джедберг, - но вы были так строги с мистером Поджерсом, что он вас теперь
боится.
Внезапно мистер Поджерс отпустил правую руку лорда Артура и схватил
левую, склонившись над ней так низко, что золотая оправа его очков почти
коснулась ладони. Мгновение его побелевшее лицо выражало неподдельный
ужас, но он быстро совладал с собой и, повернувшись к леди Уиндермир,
произнес с деланной улыбкой:
- Передо мной рука очаровательного молодого человека.
- Это ясно, - ответила леди Уиндермир. - Но будет ли он очаровательным
мужем? Вот что я хочу знать.
- Как все очаровательные молодые люди, - сказал мистер Поджерс.
- По-моему, муж не должен быть слишком обворожительным, - в
задумчивости проговорила леди Джедберг. - Это опасно.
- Дитя мое, - воскликнула леди Уиндермир, - муж никогда не бывает
слишком обворожителен! Но я требую подробностей. Только подробности
интересны. Что ждет лорда Артура?
- Гм, в течение ближайших месяцев лорд Артур отправится в
путешествие...
- Ну разумеется, в свадебное!
- И потеряет одного из родственников.
- Надеюсь, не сестру? - жалобно спросила леди Джедберг.
- Нет, безусловно не сестру, - мистер Поджерс жестом успокоил ее. -
Кого-то из дальней родни.
- Что ж, я безумно разочарована, - заявила леди Уиндермир. - Мне
абсолютно нечего рассказать Сибил. Дальняя родня теперь никого не волнует
- она давно уже вышла из моды. Впрочем, пусть Сибил купит черного шелку -
он хорошо смотрится в церкви. А теперь ужинать. Там, конечно, давно все
съели, но нам, быть может, подадут горячий суп. Когда-то Франсуа готовил
отменный суп, но теперь он так увлекся политикой, что я не знаю, чего и
ждать. Скорее бы угомонился этот генерал Буланже. Герцогиня, вы не устали?
- Вовсе нет, Глэдис, свет мой, - отозвалась герцогиня, ковыляя к двери.
- Я получила огромное удовольствие, и этот твой ортодонт, то бишь
хиромант, весьма интересен. Флора, где мой черепаховый веер? Ах, спасибо,
сэр Томас. А моя кружевная накидка. Флора? Благодарю вас, сэр Томас, вы
очень любезны. - И сия достойная дама спустилась, наконец, по лестнице,
уронив свой флакон с духами не более двух раз.
В продолжение всего этого времени лорд Артур Сэвил стоял у камина,
объятый нестерпимым страхом, язвящей душу тревогой перед безжалостным
роком. Он грустно улыбнулся сестре, когда та пропорхнула мимо в прелестной
розовой парче и жемчугах, легко опершись на руку лорда Плимдейла, и словно
во сне слышал, как леди Уиндермир пригласила его следовать за собой. Он
думал о Сибил Мертон - и при мысли, что их могут разлучить, его глаза
затуманились от слез. Глядя на него, можно было подумать, что Немезида,
похитив щит Афины, показала ему голову Медузы Горгоны. Он словно окаменел,
а меланхолическая бледность сделала его лицо похожим на мрамор. Сын
знатных и богатых родителей, до сих пор он знал лишь жизнь, полную
чудесной роскоши и тонкого изящества, жизнь по-мальчишески беспечную,
начисто лишенную презренных забот; теперь - впервые - он прикоснулся к
ужасной тайне бытия, ощутил трагическую неотвратимость судьбы.
Чудовищно, невероятно! Неужели на его руке начертано тайное послание,
которое расшифровал этот человек, - предвестие злодейского греха, кровавый
знак преступления? Неужели нет спасения? Или мы в самом деле всего лишь
шахматные фигуры, которые незримая сила передвигает по своей воле, -
пустые сосуды, подвластные рукам гончара, готовые для славы и для позора.
Разум восставал против этой мысли, но лорд Артур чувствовал близость
ужасной трагедии, словно вдруг на него взвалили непосильную ношу. Хорошо
актерам! Они выбирают, что играть, - трагедию или комедию, сами решают,
страдать им или веселиться, лить слезы или хохотать. Но в жизни все не
так. В большинстве своем мужчины и женщины вынуждены играть роли, для
которых они совсем не подходят. Наши Гильденстерны играют Гамлета, а наши
Гамлеты паясничают, как принц Хэл. Весь мир - сцена, но спектакль выходит
скверный, ибо роли распределены из рук вон плохо.
Внезапно в гостиную вошел мистер Поджерс. Увидев лорда Артура, он
вздрогнул, и его крупное, одутловатое лицо стало зеленовато-желтым. Их
глаза встретились, и с минуту оба молчали.
- Герцогиня забыла здесь перчатку, лорд Артур, и меня за ней послали, -
проговорил наконец мистер Поджерс. - Вот она, на диване. Честь имею.
- Мистер Поджерс, я настаиваю, чтобы вы мне прямо ответили на один
вопрос.
- В другой раз, лорд Артур. Герцогиня очень волнуется. Ну, я пойду.
- Нет, не пойдете. Герцогиня подождет.
- Нехорошо заставлять даму ждать, лорд Артур, - пролепетал мистер
Поджерс со своей тошнотворной улыбочкой. - Прекрасному полу свойственно
нетерпение.
Красивые губы лорда Артура слегка изогнулись, придав лицу дерзкое,
презрительное выражение. Какое ему было дело в эту минуту до бедной
герцогини! Он пересек гостиную и, остановившись перед мистером Поджерсом,
протянул руку.
- Скажите, что вы там прочли. Скажите правду. Я должен знать. Я не
ребенок.
Глазки мистера Поджерса заморгали за стеклами очков; он неловко
переминался с ноги на ногу, теребя блестящую цепочку от часов.
- А почему вы, собственно, решили, лорд Артур, что я прочел по вашей
руке больше, чем сказал?
- Я в этом уверен и желаю все знать. Я заплачу. Я дам вам чек на сто
фунтов.
Зеленые глазки сверкнули и вновь погасли.
- Сто гиней? - еле слышно произнес мистер Поджерс после долгого
молчания.
- Да, разумеется. Я пришлю вам чек завтра. Какой у вас клуб?
- Я не состою в клубе. Временно не состою. Мой адрес... но позвольте, я
дам вам свою карточку. - С этими словами мистер Поджерс извлек из кармана
карточку с золотым обрезом и, низко поклонившись, протянул ее лорду
Артуру:
М-Р СЕПТИМУС Р.ПОДЖЕРС
профессиональный хиромант
Уэст-Мун-стрит, 103а
- Я принимаю с десяти до четырех, - машинально добавил мистер Поджерс.
- Семьям предоставляю скидку.
- Быстрее! - вскричал лорд Артур. Он по-прежнему стоял с протянутой
рукой и был чрезвычайно бледен.
Мистер Поджерс опасливо оглянулся и задернул тяжелую портьеру.
- Мне нужно время, лорд Артур. Присядьте.
- Быстрее, сэр! - снова вскричал лорд Артур и рассерженно топнул ногой
по полированному паркету.
Мистер Поджерс улыбнулся, извлек из нагрудного кармана увеличительное
стекло и тщательно протер его носовым платком.
- Я готов, - сказал он.
2
Десять минут спустя лорд Артур Сэвил выбежал из дома с выражением ужаса
на бледном лице и молчаливой мукой в глазах, протиснулся сквозь укутанных
в шубы лакеев, столпившихся под полосатым навесом, и ринулся прочь, ничего
не видя и не слыша. Ночь была холодная, и дул пронизывающий ветер, от
которого газовые фонари на площади попеременно вспыхивали и тускнели, но у
лорда Артура горели руки и лоб его пылал. Он шел не останавливаясь,
нетвердой поступью пьяного, и полицейский на углу с любопытством проводил
его взглядом. Нищий, сунувшийся было за подаянием, перепугался при виде
такого отчаяния, какое даже ему не снилось. Один раз лорд Артур
остановился под фонарем и посмотрел на свои руки. Ему показалось, что уже
сейчас на них расплываются кровавые пятна, и с дрожащих губ слетел
негромкий стон.
Убийство! Вот что увидел хиромант. Убийство! Ужасное слово звенело во
мраке, и безутешный ветер шептал его на ухо. Это слово кралось по ночным
улицам и скалило зубы с крыш.
Он вышел к Гайд-парку: его безотчетно влекло к этим темным деревьям. Он
устало прислонился к ограде и прижал лоб к влажному металлу, вбирая
тревожную тишину парка. "Убийство! Убийство!" - повторял он, словно
надеясь притупить чудовищный смысл пророчества. От звука собственного
голоса он содрогался, но в то же время ему хотелось, чтобы громогласное
эхо, услышав его, пробудило весь огромный спящий город. Его охватило
безумное желание остановить первого же прохожего и все ему рассказать.
Он двинулся прочь, пересек Оксфорд-стрит и углубился в узкие улочки -
прибежище низменных страстей. Две женщины с ярко раскрашенными лицами
осыпали его насмешками. Из темного двора послышалась ругань и звук ударов,
а затем пронзительный вопль; сгорбленные фигуры, припавшие к сырой стене,
явили ему безобразный облик старости и нищеты. Он почувствовал странную
жалость. Возможно ли, чтоб эти дети бедности и греха так же, как и он сам,
только следовали предначертанию? Неужто они, как и он, лишь марионетки в
дьявольском спектакле?
Нет, не тайна, а ирония людских страданий поразила его, их полная
бессмысленность, бесполезность. Как все нелепо, несообразно! Как начисто
лишено гармонии! Его потрясло несоответствие между бойким оптимизмом
повседневности и подлинной картиной жизни. Он был еще очень молод.
Спустя некоторое время он вышел к Марилебонской церкви. Пустынная
мостовая была похожа на ленту отполированного серебра с темными арабесками
колышущихся теней. Ряд мерцающих газовых фонарей убегал, извиваясь, вдаль;
перед домом, обнесенным невысокой каменной оградой, стоял одинокий экипаж
со спящим кучером. Лорд Артур поспешно зашагал по направлению к
Портланд-Плейс, то и дело оглядываясь, словно опасаясь погони. На углу
Рич-стрит стояли двое: они внимательно читали небольшой плакат. Лорда
Артура охватило болезненное любопытство, и он перешел через дорогу. Едва
он приблизился, как в глаза ему бросилось слово "УБИЙСТВО", напечатанное
черными буквами. Он вздрогнул, и щеки его залились румянцем. Полиция
предлагала вознаграждение за любые сведения, которые помогут задержать
мужчину среднего роста, в возрасте от тридцати до сорока лет, в котелке,
черном сюртуке и клетчатых брюках, со шрамом на правой щеке. Читая
объявление снова и снова, лорд Артур мысленно спрашивал себя, поймают ли
этого несчастного и откуда у него шрам. Когда-нибудь, возможно, и его имя
расклеят по всему Лондону. Возможно, и за его голову назначат цену.
От этой мысли он похолодел. Резко повернувшись, он кинулся во мрак.
Он шел, не разбирая дороги. Лишь смутно вспоминал он потом, как бродил
в лабиринте грязных улиц, как заблудился в бесконечном сплетенье темных
тупиков и переулков, и, когда уже небо озарилось рассветным сиянием, вышел
наконец на площадь Пикадилли.
Устало повернув к дому в сторону Белгрейв-сквер, он столкнулся с
тяжелыми фермерскими повозками, катящимися к Ковент-Гарден. Возчики в
белых фартуках, с открытыми загорелыми лицами и жесткими кудрями,
неторопливо шагали, щелкая кнутами и перебрасываясь отрывистыми фразами.
Верхом на огромной серой лошади во главе шумной процессии сидел
круглолицый мальчишка в старой шляпе, украшенной свежими цветами примулы;
он крепко вцепился ручонками в гриву и громко смеялся. Горы овощей
сверкали, как россыпи нефрита на фоне утренней зари, как зеленый нефрит на
фоне нежных лепестков роскошной розы. Лорд Артур был взволнован, сам не
зная почему. Что-то в хрупкой прелести рассвета показалось ему невыразимо
трогательным, и он подумал о бесчисленных днях, что занимаются в мирной
красоте, а угасают в буре. И эти люди, что перекликаются так
непринужденно, грубовато и благодушно, - какую странную картину являет им
Лондон в столь ранний час! Лондон без ночных страстей и дневного чада -
бледный, призрачный город, скопище безжизненных склепов. Что они думают об
этом городе, известно ли им о его великолепии и позоре, о безудержном,
феерическом веселье и отвратительном голоде, о бесконечной смене боли и
наслаждений? Возможно, для них это только рынок, куда они свозят плоды
своего труда, где проводят не более двух-трех часов и уезжают по еще
пустынным улицам, мимо спящих домов. Ему приятно было смотреть на них.
Грубые и неловкие, в тяжелых башмаках, они все же казались посланцами
Аркадии. Он знал, что они слились с природой и природа дала им душевный
покой. Как не завидовать их невежеству!
Когда он добрел до Белгрейв-сквер, небо слегка поголубело и в садах
зазвучали птичьи голоса.
3
Когда лорд Артур проснулся, был полдень, и солнечные лучи заливали
спальню, струясь сквозь кремовый шелк занавесок. Он встал и выглянул в
окно. Лондон был погружен в легкую дымку жары, и крыши домов отливали
темным серебром. Внизу, на ослепительно зеленом газоне, порхали дети, как
белые бабочки, а на тротуаре теснились прохожие, идущие в парк. Никогда
еще жизнь не казалась такой чудесной, а все страшное и дурное таким
далеким.
Слуга принес на подносе чашку горячего шоколаду. Выпив шоколад, он
отодвинул бархатную портьеру персикового цвета и вошел в ванную. Сверху,
через тонкие пластины прозрачного оникса падал мягкий свет, и вода в
мраморной ванне искрилась, как лунный камень. Он поспешно лег в ванну, и
прохладная вода коснулась его шеи и волос, а потом окунул и голову, словно
желая смыть какое-то постыдное воспоминание. Вылезая, он почувствовал, что
почти обрел обычное свое душевное равновесие. Сиюминутное физическое
наслаждение поглотило его, как это часто бывает у тонко чувствующих натур,
ибо наши ощущения, как огонь, способны не только истреблять, но и очищать.
После завтрака он прилег на диван и закурил папиросу. На каминной доске
стояла большая фотография в изящной рамке из старинной парчи - Сибил
Мертон, какой он впервые увидел ее на балу у леди Ноэл. Маленькая,
изысканная головка чуть наклонена, словно грациозной шее-стебельку трудно
удержать бремя ослепительной красоты, губы слегка приоткрыты и кажутся
созданными для нежной музыки, и все очарование чистой девичьей души глядит
на мир из мечтательных, удивленных глаз. В мягко облегающем платье из
крепдешина, с большим веером в форме листа платана, она похожа на одну из
тех прелестных статуэток, что находят в оливковых рощах возле Танагры, - в
ее позе, в повороте головы есть истинно греческая грация. И в то же время
ее нельзя назвать миниатюрной. Ее отличает совершенство пропорций -
большая редкость в наше время, когда женщины в основном либо крупнее, чем
положено природой, либо ничтожно мелки.
Теперь, глядя на нее, лорд Артур ощутил безмерную жалость - горький
плод любви. Жениться, когда над ним нависает зловещая тень убийства, было
бы предательством сродни поцелую Иуды, коварством, какое не снилось даже
Борджиа. Что за счастье уготовано им, когда в любую минуту он может быть
призван выполнить ужасное пророчество, написанное на ладони? Что за жизнь
ждет их, пока судьба таит в себе кровавое обещанье? Во что бы то ни стало
свадьбу надо отложить. Тут он будет тверд. Он страстно любил эту девушку:
одно прикосновение ее пальцев, когда они сидели рядом, наполняло его
чрезвычайным волнением и неземной радостью, и все же он ясно понимал, в
чем состоит его долг, сознавая, что не имеет права жениться, пока не
совершит убийство. Сделав то, что надлежит, он поведет Сибил Мертон к
алтарю и без страха вверит ей свою жизнь. Тогда он сможет обнять ее,
твердо зная, что никогда ей не придется краснеть за него и склонять голову
от стыда. Но прежде надо выполнить требование судьбы - и чем скорее, тем
лучше для них обоих.
Многие в его положении предпочли бы сладкий самообман сознанию жестокой
необходимости, но лорд Артур был слишком честен, чтобы ставить
удовольствие выше долга. Его любовь - не просто страсть: Сибил
олицетворяла для него все, что есть лучшего и благороднейшего. На
мгновение то, что ему предстояло, показалось немыслимым, отвратительным,
но это чувство скоро прошло. Сердце подсказало ему, что это будет не грех,
а жертва; разум напомнил, что другого пути нет. Перед ним выбор: жить для
себя или для других, и как ни ужасна возложенная на него задача, он не
позволит эгоизму возобладать над любовью. Рано или поздно каждому из нас
приходится решать то же самое, отвечать на тот же вопрос. С лордом Артуром
это случилось рано, пока он был еще молод и не заражен цинизмом и
расчетливостью зрелых лет, пока его сердце не разъело модное ныне суетное
себялюбие, и он принял решение не колеблясь. К тому же - и в этом его
счастье - он не был мечтателем и праздным дилетантом. В противном случае
он долго сомневался бы, как Гамлет, и нерешительность затуманила бы цель.
Нет, лорд Артур был человеком практичным. Для него жить - значило
действовать, скорее чем размышлять. Он был наделен редчайшим из качеств -
здравым смыслом.
... ... ... Продолжение "Преступление лорда Артура Сэвила" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |