Сент-Экзюпери, Антуан - Сент-Экзюпери - Маленький принц (пер.А.Шаров)Проза и поэзия >> Переводная проза >> Сент-Экзюпери, Антуан Читать целиком Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц
---------------------------------------------------------------------
© Антуан де Сент-Экзюпери
© Перевод: Андрей Шаров (sharov@postman.ru)
---------------------------------------------------------------------
1
Однажды, когда мне было шесть лет от роду, я увидел диковинную картинку
в книжке "Правдивые истории о природе", в которой рассказывалось о
первозданных лесах. На картинке был удав, заглатывающий какого-то зверька.
Смотрите, вот копия этой картинки:
А в книжке говорилось: "Это -- боа-констриктор; он заглатывает добычу
целиком, не разжевывая ее, а потом теряет способность двигаться и впадает в
спячку на шесть месяцев, чтобы переварить пищу".
Тогда я впервые задумался о щедрых на приключения джунглях и, усердно
поработав цветным карандашом, сумел в конце-концов сделать свой первый
рисунок. Мой Рисунок Номер Один. И выглядел он вот так:
Я показал свой шедевр взрослым и спросил, не страшно ли им смотреть на
него.
Но взрослые ответили:
-- А что такого страшного в какой-то там шляпе?
Разумеется, нарисовал я вовсе не шляпу. Я изобразил удава, который
переваривает слона. Но взрослые никак не могли этого уразуметь, и тогда я
сделал еще один рисунок: я нарисовал внутренности боа-констриктора, да так,
чтобы взрослые уж наверняка все разглядели. Взрослым вечно надо
растолковывать, что к чему.
Вот каким был мой Рисунок Номер Два:
На этот раз взрослые посоветовали мне бросить рисовать
боа-констрикторов -- неважно, изнутри или снаружи, -- и прилежно заняться
изучением географии, истории, арифметики и грамматики. Вот почему в шесть
лет я отказался от карьеры живописца, которая, вполне вероятно, могла бы
сложиться просто блестяще. После неудачи с Рисунком Номер Один и полного
провала Рисунка Номер Два я совсем пал духом. Взрослые никогда ни до чего не
доходят своим умом, а дети быстро устают объяснять им то одно, то другое.
И тогда я избрал себе иное поприще и научился управлять самолетами. Мне
довелось полетать над всеми частями света понемножку, и, должен признать,
география действительно оказалась очень полезной наукой. Теперь я с первого
взгляда могу отличить Китай от Аризоны. Весьма ценное умение, особенно,
когда блукаешь в ночи.
На своем веку я повстречал великое множество серьезных людей. Я долго
жил в окружении взрослых. Я видел их на близком расстоянии, разглядывал в
упор. И от этого мое мнение о них ничуть не улучшилось.
Всякий раз, встречая взрослого, который казался мне хоть мало-мальски
сообразительным, я интереса ради показывал ему свой Рисунок Номер Один,
который сохранил и всегда носил при себе. Так я надеялся определить,
способен ли этот человек понять суть вещей. Но он, или она, непременно
говорили: "Да ведь это шляпа". И после этого я уже никогда не заговаривал с
ними о боа-констрикторах, первозданных лесах или звездах; я просто опускался
до их уровня и вел беседы о бридже, гольфе, политике и галстуках. И эти
взрослые всегда бывали очень довольны тем, что познакомились с таким
здравомыслящим человеком.
2
Так я и жил сам по себе, и не было у меня стоящего собеседника, пока
шесть лет назад не пришлось мне совершить вынужденную посадку в пустыне
Сахара. Что-то там сломалось в двигателе. А поскольку со мной не было ни
механика, ни пассажиров, я решил собственными силами устранить эту серьезную
неполадку. Ведь речь шла о жизни и смерти: моего запаса питьевой воды едва
хватило бы на неделю.
Итак, я впервые улегся спать на песке, в тысяче миль от людского жилья.
Моряк, переживший кораблекрушение и затерянный на плоту посреди океана, -- и
тот не был бы так одинок, поэтому вы представляете себе, как я удивился,
когда на рассвете меня вдруг разбудил причудливый тоненький голосок, который
произнес:
-- Пожалуйста, нарисуй мне овечку!
-- Что?! -- встрепенувшись, переспросил я.
-- Нарисуй мне овечку!
Я вскочил, опешив, будто от удара грома, захлопал глазами и внимательно
оглядел все вокруг. Тут-то я и увидел какого-то необыкновенного крошечного
человечка, который стоял неподалеку и с величайшей серьезностью рассматривал
меня. Вот, если угодно, его портрет, лучший из всех, какие мне потом удалось
нарисовать. Разумеется, созданный мною образ далеко не так обаятелен, как
оригинал, но в этом нет моей вины: ведь, когда мне было шесть лет от роду,
взрослые отбили у меня охоту заниматься живописью, и я так и не научился
рисовать. Разве что боа-констрикторов снаружи и боа-констрикторов изнутри.
Но тогда я лишь таращился на это невесть откуда взявшееся привидение, и
глаза мои так и лезли на лоб от изумления. Не забывайте: я потерпел аварию в
пустыне, в тысяче миль от населенных людьми мест. И тем не менее, мой
маленький человечек вовсе не казался заблудившимся в песках, совсем не
валился с ног от голода, жажды и усталости и уж тем паче не падал в обморок
от страха. Он ничем не напоминал ребенка, потерявшегося в пустыне за тысячу
миль от человеческого жилья.
Наконец я вновь обрел дар речи и спросил:
-- Но... что ты тут делаешь?
В ответ он лишь повторил, медленно и настырно, словно речь шла о деле
чрезвычайной важности:
-- Пожалуйста, нарисуй мне овечку.
Перед лицом непостижимой тайны человеку трудно набраться смелости и
отказать в просьбе. Я был в тысяче миль от ближайшего жилья, мне грозила
гибель, и тем не менее, сознавая, насколько это нелепо, я все же достал из
кармана лист бумаги и свое вечное перо. Но тотчас вспомнил, что учился-то я
все больше географии, истории, арифметике и грамматике, и с легким
раздражением заявил этому мальчонке, что не умею рисовать. На что он
ответил:
-- Это пустяки. Нарисуй мне овечку.
Но мне никогда еще не приходилось рисовать овечек. Поэтому я набросал
для мальчишки одну из тех картинок, которые прежде так часто рисовал для
других: боа-констриктора снаружи. И был очень удивлен, когда мальчуган
недовольно воскликнул:
-- Нет, нет, я не хочу слона в удаве. Это боа-констриктор, он очень
опасный. А слон слишком громоздкий. Там, где я живу, все такое маленькое.
Мне нужна овечка. Нарисуй овечку.
Что ж, я сделал еще один рисунок.
Мальчик внимательно посмотрел на него и сказал:
-- Нет. Эта овечка совсем хилая. Нарисуй другую.
Делать нечего, нарисовал.
Мой приятель наградил меня доброй снисходительной улыбкой и молвил:
-- Ты и сам видишь, что это не овечка, а баран. У него рога.
В общем, пришлось рисовать заново.
Но и эта моя работа была отвергнута, как все предыдущие.
-- Она слишком старая. Мне нужна овечка, которая сможет прожить долго.
Тут уж мое терпение истощилось: ведь мне надо было поскорее разобрать
мотор. И тогда я набросал такой рисунок:
И сопроводил его пояснением:
-- Тут виден только ящик. А твоя овечка сидит внутри.
Я изумился, заметив, как просветлело личико моего юного судьи.
-- Все в точности так, как я хотел! Как ты думаешь, много ли травы надо
этой овечке?
-- Почему ты спрашиваешь?
-- Потому что там, где я живу, все очень маленькое.
-- Травы ей наверняка хватит, -- ответил я. -- Ведь я даю тебе совсем
крошечного ягненка.
Мальчуган склонил голову и принялся изучать рисунок.
-- Не такой уж он и крошечный... Смотри! Он уснул...
Вот так я и познакомился с маленьким принцем.
3
Нескоро я узнал, откуда он пожаловал. Этот маленький почемучка, похоже,
даже не слышал тех вопросов, которые задавал ему я. И лишь благодаря
ненароком оброненным словам мне мало-помалу открылось все.
Когда, к примеру, он впервые увидел мой самолет (я не буду рисовать
самолет, это слишком сложно), то спросил:
-- Что это за штуковина?
-- Это не штуковина, -- ответил я. -- Это самолет. Он летает по
воздуху. И он мой.
И я не без гордости сообщил ему, что умею летать. Узнав об этом,
мальчонка вскричал:
-- Что? Так ты свалился с неба?
-- Да, -- скромно отвечал я.
-- Ого! Как забавно!
И маленький принц звонко, весело рассмеялся, чем изрядно разозлил меня.
Не люблю, когда потешаются над моими бедами.
Затем он добавил:
-- Значит, ты тоже с неба! А с какой планеты?
В этот миг я впервые заметил тусклый проблеск света в непроницаемой
пелене тайны, окутывавшей его появление здесь. И спросил напрямик:
-- Ты что, с другой планеты?
Он не ответил, а продолжал разглядывать мой самолет, медленно покачивая
головой.
-- Вообще-то на этой штуковине ты не мог прилететь издалека...
И он погрузился в долгое раздумье. А потом, достав из кармана
намалеванную мною "овечку", углубился в изучение своего драгоценного
достояния.
Можете представить себе, как это полупризнание о "других планетах"
возбудило мое любопытство. Поэтому я не пожалел сил, чтобы разузнать
побольше.
-- Откуда ты родом, малыш? Что значит это твое "там, где я живу"? Куда
ты хочешь увезти свою овечку?
Он помолчал в задумчивости и молвил:
-- Этот твой ящик тем хорош, что по ночам овечка сможет прятаться в
нем, как в домике.
-- Совершенно верно. А если ты будешь молодцом, я дам тебе еще и
бечевку, чтобы привязывать овечку днем. И колышек тоже дам.
Но это предложение, похоже, обескуражило маленького принца.
-- Привязывать? Что за глупая мысль?
-- Ну, а как же? Надо привязать, иначе она забредет куда-нибудь и
потеряется, -- сказал я.
Мой приятель снова залился звонким смехом.
-- Куда же она, по-твоему, забредет?
-- Да куда угодно. Пойдет, куда глаза глядят.
Помолчав, маленький принц очень серьезно ответил:
-- Это не имеет значения. Там, где я живу, все такое маленькое!
И, как мне показалось, с легкой грустью добавил:
-- Если идти, куда глаза глядят, не очень-то далеко и забредешь.
4
Так я выяснил еще одно чрезвычайно важное обстоятельство: планета, с
которой прибыл маленький принц, была разве что чуть-чуть больше
обыкновенного дома!
По правде сказать, я не очень удивился. Мне было прекрасно известно,
что, помимо больших планет, таких, как Земля, Юпитер, Марс и Венера, которым
мы дали имена, существуют еще и сотни других, и некоторые из них настолько
малы, что их не так-то просто разглядеть в телескоп. Открыв такую планету,
астроном дает ей не имя, а просто номер. Например, "астероид 325".
У меня есть веские основания полагать, что планета, с которой прибыл
маленький принц, называется "астероид Б-612". Этот астероид был замечен в
телескоп лишь однажды -- турецким астрономом в 1909 году. Сделав свое
открытие, астроном высокопарно объявил о нем на международном
астрономическом конгрессе, но, поскольку ученый был одет на турецкий лад,
никто не захотел ему верить.
Такие уж они люди -- эти взрослые...
Но, к счастью для вящей славы астероида Б-612, один турецкий диктатор
издал указ, по которому его подданные под страхом смерти должны были
облачиться в европейские одежды. И в 1920 году астроном повторил свое
сообщение, уже в роскошном и вальяжном костюме. На сей раз его доклад
получил всеобщее признание.
Если я и поведал вам все эти подробности касательно астероида, и даже
сообщил его номер, то исключительно из-за взрослых с их замашками. Взрослые
любят всякую цифирь. Если вы говорите им, что завели нового друга, они
никогда не спрашивают о том, что действительно важно: какой у него голос,
какие игры он считает самыми увлекательными, собирает ли он бабочек. Вместо
этого они вопрошают: сколько ему лет, сколько у него братьев, сколько он
весит и сколько зарабатывает его отец. Они думают, что только из этих цифр
можно что-то узнать о человеке.
А если вы скажете взрослым: "Я видел красивый домик из розового
кирпича, с геранью на подоконниках и голубями на крыше", они так и не
поймут, что это был за домик. Вам придется сказать: "Я видел дом, который
стоит сто тысяч франков". Вот тогда взрослые воскликнут: "О, какой славный
домик!"
Точно так же вы можете сказать им: "Доказательства существования
маленького принца -- его обаяние, его смех и то, что ему была нужна овечка.
Если кто-то хочет овечку, значит, этот кто-то существует". Но что проку так
говорить? Взрослые только передернут плечами и отмахнутся от вас, как от
малого дитяти. А вот если вы скажете: "Планета, с которой он прилетел,
называется астероид Б-612", -- то сразу убедите взрослых, и они не станут
донимать вас расспросами.
Такие уж они. И не надо вменять это им в вину. Детям всегда приходится
выказывать великое долготерпение, общаясь со взрослыми.
Но для нас, знающих толк в жизни, цифры, разумеется, ничего не значат.
Наверное, мне следовало бы начать мое повествование так, как начинаются
сказки. Я должен был бы сказать: "Давным-давно жил-был маленький принц. Жил
он на планете, которая была лишь чуть больше, чем он сам, и ему хотелось
иметь друга..."
В этом случае моя история показалась бы более правдивой тем людям,
которые понимают толк в жизни.
Дело в том, что я не хочу, чтобы мою книгу читали поверхностно. Я
изрядно настрадался, записывая свои воспоминания. Шесть лет минуло с тех
пор, как мой друг покинул меня, унося с собой овечку. И, если я пытаюсь
поведать о нем, то лишь затем, чтобы уж наверняка не забыть его. Забывать
друзей -- это так грустно. Не у всякого человека вообще есть, или был, друг.
Забыв маленького принца, я могу стать таким же, как взрослые, которые уже
давно не интересуются ничем, кроме цифр.
С той же целью я приобрел коробку красок и несколько карандашей. В мои
годы не так-то просто заново учиться искусству рисовальщика: ведь с тех пор,
как в шесть лет от роду я нарисовал боа-констриктора изнутри и снаружи, мне
больше ни разу не доводилось заниматься живописью. Разумеется, я постараюсь
по возможности сделать мой портрет похожим на оригинал, но совсем не уверен,
что мне это удастся. Один рисунок получается неплохо, зато другой не имеет
ни малейшего сходства с натурой. К тому же, я делаю ошибки и никак не могу
правильно передать рост маленького принца: то он у меня слишком долговязый,
то совсем коротышка. Да и насчет цвета его костюма у меня есть кое-какие
сомнения. Вот я и малюю, как могу, с переменным успехом. Но в общем и целом
получается где-то на тройку с плюсом. Надеюсь, что так.
Возможно, я допущу ошибки и в изображении каких-то важных деталей, но
тут уж я не виноват. Мой друг никогда не давал никаких объяснений. Возможно,
он думал, что мы с ним одинаковые, но, увы, я не умею рассматривать овечек
сквозь стенки ящиков. Может быть, я уже немножко повзрослел. Постарел, сам
того не желая.
5
С каждым днем из наших разговоров я все больше узнавал о его планете, о
том, как он покинул ее и как путешествовал. Сведения пополнялись очень
медленно и лишь благодаря случайным обмолвкам маленького принца. Именно так
и узнал я на третий день о беде, в которой были повинны баобабы.
И снова мне следовало бы поблагодарить за это овечку. Потому что
маленький принц резко, словно охваченный серьезным сомнением, спросил меня:
-- А это правда, что овечки едят кустики?
-- Да, правда.
-- Вот здорово!
Я так и не понял, почему это столь важно -- чтобы овечки ели кустики.
Но тут маленький принц добавил:
-- Значит, они едят и баобабы?
Я не преминул сообщить маленькому принцу, что баобабы -- далеко не
кустики, а совсем даже наоборот -- громадные деревья, почти как замки. И,
даже если он увезет с собой целое стадо слонов, это стадо не сможет съесть и
один баобаб.
Представив себе стадо слонов, маленький принц рассмеялся.
-- Придется ставить их одного на другого, -- сказал он.
Но потом сделал весьма мудрое замечание:
-- А ведь баобабы тоже бывают маленькими, пока не станут большими.
-- Совершенно верно, -- согласился я. -- Но почему ты хочешь, чтобы
овечка кормилась маленькими баобабами?
-- Ха! -- тотчас воскликнул он, словно речь шла о чем-то самоочевидном.
И мне пришлось немало поломать голову, чтобы разгадать это тайну без
посторонней помощи.
Дело в том, что, как я выяснил, на планете маленького принца --
впрочем, как и на любой другой планете -- есть хорошие и плохие растения.
Хорошие растения дают полезные семена, а от плохих происходят сорные. Но
семена невидимы, ведь они дремлют в темной толще земли, пока одному из них
вдруг не приспичит пробудиться. И тогда маленькое семечко просыпается,
потягивается и начинает (на первых порах с опаской) подталкивать вверх, к
солнцу, красивый безобидный росток. И если это -- всего лишь редиска или
какой-нибудь розовый куст, то пусть себе растет, пока не вырастет. Но когда
появляется сорняк, его надо вырвать с корнем как можно быстрее, едва
распознаешь, что это за растеньице.
А на родной планете маленького принца есть ужасные семена. Это --
семена баобаба. Почва планеты буквально кишела ими. А баобаб -- это такая
штука, от которой надо избавляться при первой возможности, иначе будет
слишком поздно. Они заполонят всю планету, пробуравят ее своими корневищами.
И, если планета слишком маленькая, а баобабов слишком много, они в конце
концов разорвут ее на кусочки.
-- Поэтому я держусь правила, -- объяснил мне потом маленький принц. --
По утрам, как только приведешь себя в порядок, наведи порядок и на своей
планете, да постарайся на совесть. Так-то вот. Надо непременно вырывать с
корнем все баобабы -- в тот самый миг, когда их уже можно отличить от
розовых кустов, на которые они так похожи, пока еще совсем маленькие. Работа
очень скучная, -- добавил маленький принц. -- Зато немудреная.
А однажды он заявил мне:
-- Ты должен сделать красивый рисунок, чтобы дети в твоей стране
увидели все в точности, как есть. Это им очень пригодится, если когда-нибудь
они отправятся в путешествие. -- И добавил: -- Иногда не вредно отложить
какое-нибудь дело на потом, но если запустить баобабы, быть беде. Я знаю
одну планету, на которой жил лодырь. Как-то раз он махнул рукой на три
маленьких кустика...
Итак, руководствуясь указаниями маленького принца, я сделал рисунок
этой планеты. Я не ахти какой большой любитель читать нотации. Но мы очень
плохо понимаем, насколько опасны могут быть баобабы и какому риску
подвергается человек, заблудившийся на астероиде, вот почему на сей раз я
отказываюсь от своей привычной сдержанности и прямо говорю: дети,
остерегайтесь баобабов!
Ни я, ни мои друзья даже не знали, что нам уже давно угрожает
опасность. Именно ради них корпел я над этим рисунком, и достигнутая мной
наглядность стоит затраченного труда.
Возможно, вы спросите: а почему в книге больше нет таких чудесных и
выразительных рисунков, как этот, на котором баобабы?
Ответ прост. Я старался. Только другие рисунки мне не удались. Потому
что, рисуя баобабы, я черпал вдохновение в сознании настоятельной
необходимости этой работы.
6
Мой маленький принц! Толика за толикой постигал я тайны твоей короткой
и грустной жизни... Долгое время твоим единственным развлечением было тихое
созерцание заката. Я узнал об этом утром четвертого дня, когда ты сказал
мне:
-- Я очень люблю закат. Пойдем, полюбуемся им вместе.
-- Но надо подождать, -- ответил я.
-- Подождать? Чего?
-- Заката. Сейчас еще не время.
Сперва ты, кажется, очень удивился. А потом усмехнулся себе под нос и
сказал:
-- Мне все время чудится, что я дома.
Оно и верно: когда в Соединенных Штатах полдень, во Франции солнце уже
садится. Если бы можно было за одну минуту перенстись во Францию, то вместо
солнца в зените вы тотчас увидели бы закат. К несчастью, Франция слишком
далеко. Но у тебя на планете, мой маленький принц, только и надо что на
несколько шагов перенести кресло. Ты можешь любоваться угасанием дня и
наступлением нежных сумерек, когда пожелаешь.
-- Однажды, -- сказал ты мне, -- у меня выдался день, когда я видел
закат солнца сорок четыре раза!
А чуть погодя ты добавил:
-- Знаешь, хорошо полюбоваться закатом, когда на душе печаль...
-- Значит, в тот день тебе было грустно? -- спросил я. -- Ну, когда ты
видел сорок четыре заката?
Но маленький принц не ответил мне.
7
На пятый день (как всегда, благодаря овечке) мне открылась тайна жизни
маленького принца. Внезапно, безо всякой видимой причины, будто вопрос был
порожден долгими безмолвными раздумьями, маленький принц осведомился:
-- А овечка... если она ест кустики, стало быть, ест и цветы, да?
-- Овечка поедает все, до чего может добраться, -- ответил я.
-- Даже цветы, у которых есть шипы?
-- Даже цветы, у которых есть шипы.
-- Какая же тогда польза от этих шипов?
Сие было мне неведомо. Я как раз возился с мотором, стараясь отвернуть
болт, который заело, и был очень встревожен, поскольку уже понял, что в моем
самолете случилась чрезвычайно серьезная поломка. А питьевой воды осталось
так мало, что я начинал опасаться самого худшего.
-- Шипы, -- напомнил мне маленький принц, -- Какая от них польза?
Задав какой-нибудь вопрос, он никогда не успокаивался, пока не получал
ответа. Ну, а я злился из-за болта, поэтому и брякнул первое, что пришло в
голову:
-- Никакой. Цветы выпускают шипы просто от злости!
-- Вот оно что!
На миг воцарилось молчание. Потом маленький принц с легкой досадой
ответил:
-- Не верю я тебе! Цветы -- нежные и доверчивые, вот и стараются
подбодрить себя, как могут. Они уверены, что их шипы -- страшное оружие.
Я ничего ему не сказал, поскольку в то мгновение мысленно обращался с
речью к самому себе: "Если этот болт не отвернется, выбью его молотком".
Но маленький принц снова нарушил ход моих рассуждений.
-- Ты и впрямь думаешь, что цветы...
-- Нет! -- гаркнул я. -- Нет, нет, нет! Ничего я не думаю! Я сказал
тебе первое, что взбрело на ум. Разве ты не видишь, что я очень занят
серьезным делом?
Он так опешил, что вытаращил на меня глаза.
-- Серьезным делом?
Маленький принц оглядел молоток у меня в руке, мои заляпанные моторным
маслом пальцы, мою фигуру, склонившуюся над предметом, который, по его
понятиям, был просто безобразным.
-- Ты говоришь совсем как взрослые!
Я почувствовал легкий стыд. Но маленький принц безжалостно продолжал:
-- Ты все путаешь... Все валишь в одну кучу...
Он и впрямь не на шутку рассердился. Даже тряхнул головой, и ветер
взъерошил его золотистые кудряшки.
-- Я знаю планету, на которой живет один краснолицый господин. Он ни
разу не нюхал цветов, ни разу не смотрел на звезды и никогда никого не
любил. Всю жизнь он только и делал, что складывал числа, и целыми днями
твердил то же, что и ты: "Я занят серьезным делом!" Да еще и пыжился при
этом. Только вот не человек он вовсе. Он -- гриб.
-- Что?
-- Гриб!
Маленький принц аж побелел от злости.
-- Цветы выпускают шипы миллионы лет. И овцы миллионы лет как ни в чем
не бывало поедают их. И разве не важно попытаться понять, зачем цветы
трудятся и отращивают шипы, от которых им нет никакого проку? Разве не важно
разобраться в этой войне цветов с овцами? Неужто это не важнее, чем
арифметические выкладки того толстого краснощекого господина? А если я знаю
-- я, лично -- такой цветок, который растет только на моей планете, если он
-- единственный на всем белом свете, а маленькая овечка вдруг однажды поутру
слопает его, даже не понимая, что она делает? Думаешь, это не важно?
Бледность сменилась густым румянцем, и маленький принц продолжал:
-- Если человек любит цветок, один-единственный среди миллиона
миллионов звезд, с него довольно и этого. Он смотрит на звезды и чувствует
себя счастливым. Ведь он всегда может сказать себе: "Где-то там -- мой
цветок..." Но, если овечка съест этот цветок, все звезды разом померкнут...
Полагаешь, это не важно?
Он не смог больше ничего сказать: слова потонули в рыданиях.
На землю опустилась ночь, и я бросил свои инструменты. И болт, и
молоток, и жажда, и смерть -- все это было теперь неважно. В солнечной
системе, на планете Земля, на моей планете, рыдал маленький принц, который
так нуждался в утешении. Я взял его на руки и принялся баюкать,
приговаривая:
-- Твоему любимому цветку не угрожает никакая опасность. Я нарисую
твоей овечке намордник. Нарисую ограду вокруг твоего цветка. Я нари...
Я не знал, что еще ему сказать. Я чувствовал себя неловким и
нескладным. Я не знал, как мне достучаться до его души, как снова взять его
за руку и пойти рядом.
Она такая таинственная, эта страна слез.
8
Вскоре я узнал об этом цветке гораздо больше. На планете маленького
принца цветы всегда были невзрачные, с одним рядом лепестков; они почти не
занимали места и никому не мешали. Утром они вдруг раскрывались в траве, а к
вечеру тихо жухли и опадали. Но однажды из неведомо откуда занесенного
ветром семени вырос совсем другой цветок, и маленький принц очень бдительно
наблюдал за этим крошечным ростком, не похожим на все другие крошечные
ростки на его планете. Ведь это мог быть баобаб какой-то новой
разновидности, понимаете?
Но вскоре стебелек перестал тянуться вверх и приготовился к цветению.
Маленький принц, который присутствовал при появлении крупного бутона, сразу
же почувствовал: сейчас из него исторгнется нечто чудесное, дивное. Но
цветок все никак не покидал свое зеленое жилище. Все прихорашивался,
спрятавшись от глаз, с великим тщанием подбирая краски, прилаживая один за
другим лепестки. Ему не хотелось выходить в свет помятым и растрепанным,
будто какой-нибудь полевой мак, а хотелось предстать миру во всей красе. О
да, это было кокетливое создание! Шли дни, а цветок по-прежнему
прихорашивался в тайне от всех.
И вдруг на утренней заре явился взорам!
И после всех этих кропотливых приготовлений цветок зевнул и сказал:
-- Ой, я еще толком не проснулся. Вы уж не обессудьте, я не успел
привести в порядок лепестки.
Но маленький принц не смог сдержать восторга.
-- О, как вы прекрасны!
-- Правда? -- мелодично отозвался цветок. -- И ведь я родился вместе с
солнцем...
Маленькому принцу не составило труда догадаться, что от скромности этот
цветок не зачахнет. Но как он был трогателен, как восхитителен!
-- По-моему, пора завтракать, -- добавил цветок мгновение спустя. --
Если вы будете так любезны позаботиться о моих нуждах...
Вконец смутившись, маленький принц отправился на поиски лейки со свежей
водой и полил цветок.
А тот не мешкая принялся изводить его своими прихотями, и удовлетворить
их, по правде сказать, было не так-то просто. Однажды, к примеру, рассуждая
о шипах, которых у него было четыре, цветок заявил маленькому принцу:
-- Пусть приходят тигры, мне не страшны их когти!
-- На моей планете нет тигров, -- возразил маленький принц. -- К тому
же, тигры не травоядные.
-- А я -- восе не трава, -- беззаботно пропел цветок.
-- О, прошу прощения...
-- И я совсем не боюсь тигров, -- продолжал цветок. -- Зато ужасно
боюсь сквозняков. Надо полагать, у вас не найдется для меня ширмы?
-- Растение, которое ужасно боится сквозняков, -- сказал маленький
принц. -- Тяжелый случай, -- заметил он и добавил про себя: -- У этого
существа весьма сложный характер.
-- Я хочу, чтобы по вечерам вы накрывали меня стеклянным колпаком. У
вас тут очень холодно. Там, откуда я родом...
Тут он умолк. Ведь, когда его занесло на эту планету, он еще был
семечком и не мог ничего знать о других мирах. Еще чуть-чуть, и цветок
позволил бы уличить себя в неумелой лжи. Он тихонько откашлялся, давая
понять, что обиделся на маленького принца.
-- Ну, и где же ширма?
-- Я как раз собирался поискать ее, но тут вы заговорили со мной...
Цветок снова кашлянул, чуть громче, дабы маленький принц почувствовал
угрызения совести.
Но вскоре маленького принца, полюбившего цветок и желавшего ему только
добра, охватили сомнения. Он слишком серьезно воспринимал не имевшие
никакого значения слова и чувствовал себя очень несчастным.
-- Не надо мне было слушать его, -- признался он мне однажды. --
Человек вообще не должен прислушиваться к цветам. На них надо просто
смотреть и вдыхать их благоухание. Мой цветок всю мою планету сделал
душистой, но я так и не научился наслаждаться его великолепием. Эти его
рассуждения о когтях, они не на шутку раздражали меня, вместо того, чтобы
наполнять мое сердце нежностью и состраданием.
И он доверительно продолжал:
-- Дело в том, что я еще не постиг науку понимания. Мне следовало
судить по делам, а не по словам. Ведь цветок окутал меня сиянием, подарил
мне свое благоухание. Я не должен был бежать от него... Мне следовало бы
догадаться, какая нежность скрыта за этими маленькими хитростями и жалкими
уловками. Цветы так изменчивы! Но я был слишком молод и не знал, как надо
любить...
9
... ... ... Продолжение "Маленький принц (пер.А.Шаров)" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |