Грин, Грэм - Грин - Капитан и ВрагПроза и поэзия >> Переводная проза >> Грин, Грэм Читать целиком Грэм Грин. Капитан и Враг
----------------------------------------------------------------------
Пер. - Т.Кудрявцева. М., "Эй-Ди Лтд", 1994.
OCR & spellcheck by HarryFan, 21 March 2002
----------------------------------------------------------------------
Посвящается И., с которой связаны
все воспоминания за последние тридцать лет
Уверены ли вы, что способны отличить
хорошее от дурного, Капитана от Врага?
Джордж А.Бирмингем
Ни один персонаж этой книги не списан с живого человека. Но нельзя же
называть героев буквами алфавита. Персонаж этого романа по имени м-р
Квигли ни по своему характеру, ни по английскому написанию фамилии не
похож на м-ра Квигли, с которым у меня была минутная встреча в Вашингтоне
десять лет тому назад. Эта фамилия по непонятной причине врезалась мне в
память, и я написал в своей книге "Мое знакомство с генералом", что
"когда-нибудь использую ее в бог знает какой истории". После этого
несколько Квигли весьма любезно писали мне, рассказывая о себе, но этот
Квигли - мое собственное изобретение и не имеет ни к одному из них
никакого отношения.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Мне идет двадцать второй год, и, однако, изо всех моих дней рождения я
отчетливо представляю себе только двенадцатый, так как именно в тот сырой
и туманный сентябрьский день я впервые увидел Капитана. Я все еще помню,
каким мокрым был гравий под моими спортивными туфлями на квадрате
школьного двора и как было скользко от мертвых листьев в галерее, ведущей
к нашей часовенке, когда я без памяти убегал от моих врагов на переменке.
Я проехался на ногах и резко затормозил, а мои преследователи промчались
мимо, так как посреди двора стоял наш внушительный директор и беседовал с
высоким мужчиной в котелке - зрелище и по тем временам уже редкое, а
потому тот человек немного смахивал на актера в театральном костюме, что
было близко к истине, ибо никогда больше не видел я его в котелке. На
плече он держал трость, точно солдат - ружье. Я понятия не имел, кто этот
человек, как, конечно, не знал и того, что он выиграл меня предшествующей
ночью - по крайней мере так он утверждал - во время игры с моим отцом в
трик-трак.
Я так разлетелся, что грохнулся на колени у самых ног собеседников, и
когда поднялся, то обнаружил, что директор гневно смотрит на меня из-под
густых бровей. Я услышал, как он сказал:
- По-моему, это как раз тот, кто вам нужен, - Бэкстер-третий. Ты ведь
Бэкстер-третий?
- Да, сэр, - сказал я.
Человек, которого я всю жизнь так и буду звать - "Капитан", спросил:
- А что значит "третий"?
- Он самый младший из трех Бэкстеров, - сказал директор, - но они не
родственники.
- Это ставит меня в несколько затруднительное положение, - сказал
Капитан. - Который же из них тот Бэкстер, что мне нужен? Моего, как ни
странно, зовут Виктор. Виктор Бэкстер - не очень-то сочетается.
- Мы тут редко пользуемся именами. Тебя зовут Виктор Бэкстер? - резко
спросил меня директор.
- Да, сэр, - сказал я, помедлив, ибо очень уж не хотелось мне
признаваться, что у меня такое имя: я ведь старался, хоть и тщетно, скрыть
его от соучеников. Я прекрасно знал, что Виктор по каким-то непонятным
причинам принадлежит к числу нежелательных имен, вроде Винсента или
Мармадьюка.
- Ну в таком случае я полагаю, это тот самый Бэкстер, который вам
нужен, сэр. Тебе надо вымыть лицо, молодой человек.
Суровые правила морали, существовавшие в этой школе, не позволяли мне
сказать директору, что лицо было вполне чистое, пока мои враги не плеснули
в него чернилами. Я увидел, что Капитан смотрит на меня карими,
доброжелательными - при всей, как я узнаю впоследствии, ненадежности этого
человека - глазами. Волосы у него были такие черные, что вполне могли быть
крашеными, а длинный тонкий нос напоминал слегка раздвинутые острия ножниц
- он так и нацелился на по-военному короткие усики, чтобы их подровнять.
Мне показалось, что капитан подмигнул, но как-то трудно было в это
поверить. Мой жизненный опыт подсказывал, что взрослые не подмигивают -
разве что друг другу.
- Этот джентльмен когда-то учился в нашей школе, Бэкстер, - сказал
директор, - в одно время с твоим отцом, как он говорит.
- Да, сэр.
- Он попросил разрешения взять тебя на сегодняшний день. Он привез мне
записку от твоего отца, и, поскольку сегодня праздник и мы занимаемся
неполный день, я не вижу основания не дать ему согласия, но только ты
должен вернуться в свое жилище к шести часам. Он об этом знает.
- Да, сэр.
- А теперь можешь идти.
Я повернулся и направился было в классную, где уже начались занятия.
- Я имею в виду - можешь идти с этим джентльменом, Бэкстер-третий.
Какой ты пропускаешь урок?
- Божественный, сэр.
- Он хочет сказать - закон Божий, - пояснил директор Капитану. И,
гневно посмотрев через пространство двора на дверь, из-за которой неслись
дикие звуки, закинул за плечо конец своей черной мантии. - Судя по этим
звукам, ты не много пропустишь. - После чего, легко, широко шагая, он
направился к двери. Его ботинки - а он всегда ходил в ботинках - ступали
совсем бесшумно, как ковровые шлепанцы.
- Что там происходит? - спросил Капитан.
- По-моему, приканчивают амаликитян [упоминаемое в Библии воинственное
племя, напавшее на израильтян по выходе их из Египта; поэтому Моисей
заповедал своему народу истребительную войну против амаликитян], - сказал
я.
- А ты амаликитянин?
- Да.
- Тогда давай смываться.
Он был совсем для меня чужой, но страха не внушал. Чужие люди - они
неопасны. У них же нет такой власти, как у директора или у моих
соучеников. И потом, чужак - он же не всегда тут. От чужака можно легко
сбежать. Мама у меня уже несколько лет как умерла - я даже и тогда не мог
бы сказать, как давно: время в детстве течет ведь совсем по-другому. Я
видел ее на смертном одре - она лежала бледная и неподвижная, точно статуя
на могильном камне, и, когда она не ответила на мой полагающийся поцелуй в
лоб, я понял - не почувствовав при этом особого горя, - что она
отправилась к ангелам. В ту нору - еще до школы - я боялся только отца,
который, как говорила мама, давно уже связался с силами, противоположными
тем, к которым она отправилась. "Твой отец - сатана", - любила она
говорить мне, и ее глаза, обычно уныло-тусклые, на миг вспыхивали, точно
газовые горелки.
Мой отец - это я точно помню - явился на похороны весь с головы до ног
в черном, даже борода у него была в тон костюму, и я стал искать взглядом
торчащий из-под пиджака хвост, но не сумел его обнаружить - правда, это
меня не переубедило. Мне не часто доводилось видеть отца - ни до похорон,
ни после, так как он редко заходил ко мне домой, если можно так назвать
квартиру близ Ричмонд-парка, в доме под названием "Лавры", объединенном
общей стеной с другим таким же, куда я переехал после смерти мамы. Как мне
сейчас кажется, отец договорился об этом с маминой сестрой после похорон,
на поминках, где накачивал ее хересом до тех пор, пока она не пообещала
брать меня к себе на время школьных каникул.
Моя тетя была женщина вполне сносная, но уж больно скучная, и потому
она - понятное дело - так и не вышла замуж. Она тоже называла отца Сатаной
в тех редких случаях, когда говорила о нем, а я, хоть и боялся отца, начал
испытывать к нему уважение, потому как не в каждой семье ведь есть сатана.
О том, что существуют ангелы, приходилось верить на слово, а вот сатана,
как сказано в моем молитвеннике, "бродит по миру аки лев рыкающий",
этим-то, думал я, наверно, и объясняется, почему отец проводит в Африке
куда больше времени, чем в Ричмонде. Теперь, после стольких лег, я начинаю
сомневаться - а может, он по-своему был совсем неплохим человеком, чего я
поостерегся бы сказать про Капитана, выигравшего меня у отца а трик-трак -
во всяком случае, так он утверждал.
- Куда же мы пойдем? - спросил меня Капитан. - Я не ожидал, что тебя
так легко отпустят. Я думал, придется подписывать уйму бумаг - я уже
привык, что почти всегда приходится подписывать бумаги. Для обеда еще
рановато, - добавил он.
- Уже почти двенадцать, - сказал я.
Я никогда не мог насытиться чаем и хлебом с джемом, который нам
подавали в восемь утра.
- У меня аппетит просыпается только к часу, а вот жажда появляется
всегда за полчаса до этого, но я могу начать и в двенадцать, только ты вот
маловат для бара. - Он оглядел меня с головы до ног. - Ни за что тебя туда
не пустят. Даже для своих лет ты ростом не вышел.
- Можем пойти прогуляться, - без особого восторга предложил я, так как
прогулки входили в воскресный распорядок дня и часто сопровождались
избиением амаликитян.
- А куда?
- Есть тут у нас Главная улица, а то можно пойти на луг или к замку.
- Помнится, по пути со станции я заметил кабачок под названием
"Швейцарский коттедж".
- Да. Это у канала.
- Тебя, я думаю, можно оставить на улице, пока я проглочу джина с
тоником. Я с этим быстро управлюсь.
Но он отсутствовал все-таки почти полчаса, и теперь, умудренный
многолетним опытом, я думаю, что он проглотил по крайней мере три порции.
А я слонялся возле дровяного склада поблизости, разглядывая зеленые
водоросли в канале. Я чувствовал себя таким счастливым. Меня нисколько не
озадачило появление Капитана - я принял это как факт. Случилось - и все:
так между двумя дождливыми неделями вдруг выпадает отличный день.
Произошло - значит, произошло. А пока что я раздумывал, нельзя ли
соорудить из досок, валявшихся на складе, плот и спуститься на нем к морю.
Канал - это, конечно, не река, но канал, безусловно, должен вывести к
реке, а жили мы - как я уразумел из занятий по географии - на острове,
значит, река рано или поздно непременно приведет к морю. Парус можно было
бы сделать из рубашки, но вот где взять провиант для долгого
путешествия...
Я был погружен в глубокие раздумья, как вдруг услышал голос Капитана,
который, выйдя из "Швейцарского коттеджа", неожиданно спросил:
- Есть у тебя деньги?
Я сосчитал то, что у меня осталось от карманных денег за прошлую
неделю, которые начальник пансиона выдавал нам по воскресеньям - наверное,
потому, что в этот день все магазины закрыты и, значит, никаких соблазнов,
даже кондитерская при школе и та по воскресеньям не работает. Но он и не
представлял себе, какие сложные финансовые, операции проводятся в
воскресенье: выплата долгов, насильственное получение денег взаймы,
начисление процентов и перепродажа ненужного имущества.
- Три пенса и три монеты по полпенса, - сообщил я Капитану.
В те дни, когда стоимость денег была еще сравнительно стабильной, это
была не такая уж маленькая сумма. Капитан вернулся в кабачок, а я принялся
раздумывать, какая мне потребуется иностранная валюта для путешествия. Я
решил, что практичнее всего будет, пожалуй, взять с собой восьмипенсовики.
- У хозяина не было сдачи, - пояснил мне Капитан, вернувшись.
В тот момент мне пришло в голову, что у него, видимо, кончились деньги,
но когда он сказал: "А сейчас пошли в "Лебедь" - пообедаем как следует", я
понял, что ошибся. Даже моя тетка никогда не водила меня в "Лебедь": она
приезжала в школу с домашними сандвичами, завернутыми в пергаментную
бумагу, и с термосом горячего молока. "Не люблю есть пищу, приготовленную
чужими руками, я им не доверяю, - часто говорила она мне и добавляла: - Да
к тому же в ресторанах такие цены заламывают - сразу видно: там люди
нечестные".
Когда мы вошли в "Лебедь", в баре было полно народу, и Капитан усадил
меня за столик в соседнем зале, который, видимо, считался рестораном, так
что по закону я мог там сидеть. Я видел, как Капитан разговаривал с
хозяином, и сквозь трескотню в баре до меня донесся его четкий властный
голос.
- Две одноместные комнаты на одну ночь, - услышал я.
На мгновение у меня мелькнула мысль, кто же это будет ночевать с ним,
но мой мозг тотчас переключился на более интересные вещи, ибо я никогда
еще не видел бара и он приковал к себе мое внимание. Каждому, кто стоял
там, было что порассказать, и все, казалось, пребывали в отличном
настроении. Я вспомнил про плот и задуманное мною дальнее путешествие, и
мне показалось, что я уже нахожусь на другом конце света, в романтическом
городе Вальпараисо, и пирую с чужеземными моряками, пересекшими Семь морей
[так называются северная и южная части Атлантического океана, северная и
южная части Тихого океана, Северный Ледовитый океан, северная и южная
части Индийского океана], - правда, все они были в рубашках с крахмальными
воротничками и в галстуках, но, возможно, надо приодеться, когда сходишь
на берег в Вальпараисо. Воображению моему помог разыграться бочонок на
стойке бара, в котором, наверно, был ром, а также сабля без ножен -
бесспорно, абордажная сабля, - висевшая в качестве украшения над головой
хозяина.
- Подайте нам туда, за столик, двойную порцию джина с тоником, -
говорил тем временем Капитан, - и какой-нибудь шипучки для мальчика.
До чего же свободно он себя чувствует здесь, в Вальпараисо, подумал я с
восхищением, - точно у себя дома. В раскрытую дверь потянуло сквозняком, и
вокруг меня заклубился табачный дым - я с удовольствием вдохнул его. А
Капитан тем временем говорил хозяину:
- Вы не забудете, что мой чемодан стоит у вас за стойкой? Велите
отнести его в мой номер. А мы с мальчиком после обеда прогуляемся. Не идет
ли, кстати, какого-нибудь подходящего фильма в кино?
- У нас тут показывают только один фильм, - сказал хозяин, - и довольно
старый. Называется он "Дочь Тарзана", но я не знаю, подходящий он или нет.
По-моему, там девушка живет с обезьяной...
- А есть дневной сеанс?
- Да, сегодня суббота, так что будет один сеанс в половине третьего.
Капитан подошел к столику, где я сидел. Он взял меню и сообщил мне:
- Для начала, думаю, возьмем копченой лососины. А потом что бы ты хотел
- свиную отбивную или телячью котлету?
Хозяин самолично принес нам напитки - по всей видимости, джин с тоником
и шипучку, которая оказалась оранжадом. Когда он ушел, Капитан прочел мне
небольшую лекцию:
- Запомни; никогда не поздно учиться у такого бывалого человека, как я.
Если у тебя маловато денег - а такое часто будет случаться, когда поживешь
с мое, - никогда не пей у стойки, не заказавши сначала номера, не то с
тебя сразу потребуют деньги. А сейчас твой оранжад и мой джин будут
включены в стоимость обеда, стоимость же обеда будет включена в стоимость
номера.
В тот момент его слова были для меня пустым звуком. Только позднее я
оценил предусмотрительность Капитана и понял, что он по-своему пытался
подготовить меня к новой жизни.
Мы отлично поели, хотя от лососины мне захотелось пить, и Капитан,
видя, с какой грустью я взираю на свой пустой стакан, заказал мне еще
оранжада.
- Надо пройтись, - сказал он, - хотя бы для того, чтоб выпустить газы.
Я начал потихоньку приходить в себя от благоговейного трепета, который
он мне поначалу внушал, и решил задать ему вопрос:
- А вы морской капитан?
Нет, сказал он, он не любит море, он человек армейский. Вспомнив, как
он одолжил у меня деньги возле "Швейцарского коттеджа", я не без тревоги
ждал того момента, когда надо будет расплачиваться, но Капитан лишь взял
счет и написал на нем свое имя и номер - это, как он мне объяснил, номер
снятой им комнаты. Я заметил, что он написал: "Дж.Виктор (Кпт.)". Меня
поразило странное совпадение: оказывается, у него такая же фамилия, как у
меня имя, но в то же время это было мне приятно - приятно, что у меня
наконец появился родственник, к которому я мог бы привязаться, причем не
ангел, и не сатана, и не тетка.
После нашего отличного обеда Капитан заговорил с хозяином по поводу
ужина.
- Нам нужно поесть пораньше, - сказал он. - Мальчику таких лет надо к
восьми уже быть в постели.
- Я вижу, вы разбираетесь в воспитании ребенка.
- Пока научился, немало шишек себе набил. Понимаете, мать у него
умерла.
- А-а! Выпейте коньячку, сэр, за счет заведения. Нелегко это для
мужчины - заменить ребенку мать.
- Никогда не отказываюсь от хорошего предложения, - сказал Капитан и
минуту спустя уже чокался с хозяином поверх стойки. А я подумал, что
никогда еще не видел никого, менее похожего на чью-либо мать, чем Капитан.
- Закрываемся, джентльмены, закрываемся, - объявил хозяин и, обращаясь
к Капитану, конфиденциальным тоном добавил: - Это, конечно, не относится к
вам, сэр: вы ведь наш постоялец. Могу я предложить вашему малышу еще
оранжаду?
- Лучше не надо, - сказал Капитан. - А то, знаете ли, слишком много
газов образуется.
Со временем я обнаружу у Капитана весьма нетерпимое отношение к газам -
чувство, которое я разделял, ибо по ночам в спальне слишком многие из моих
соучеников любили посостязаться в умении испортить воздух.
- Так как насчет того, чтоб нам поужинать пораньше? - сказал Капитан.
- Мы обычно не подаем ничего горячего до восьми. Но если вы не
возражаете против чего-нибудь вкусненького из холодных закусок...
- Я это даже предпочту.
- Скажем, кусочек холодного цыпленка и ломтик ветчины?..
- Ну и еще, пожалуй, немного зеленого салата? - подсказал Капитан. -
Мальчику для роста нужна зелень - во всяком случае, так говорила его мать.
Что же до меня... я слишком долго жил в тропиках, где салат - это
дизентерия и смерть... Но вот если у вас осталось немного того яблочного
пирога...
- И кусочек сыра к нему? - предложил хозяин с явным желанием угодить.
- Нет, вечером для меня это не пойдет, - сказал Капитан, - опять-таки
газы. Ну а теперь мы двинулись. Посмотрю на рекламные кадры у кинотеатра.
Вы сказали "Дочь Тарзана", не так ли? Обычно по рекламным кадрам можно
понять, подходящий это фильм для ребенка или нет. Если неподходящий, мы
просто погуляем, а я потом сбегаю на вечерний сеанс, когда уложу мальчика
в постель.
- Как выйдете, сверните налево, и там через дорогу, ярдах в ста отсюда,
будет кино.
- До скорой встречи, - сказал Капитан, и мы вышли на улицу, но, к моему
изумлению, сразу повернули направо.
- Кино ведь в другой стороне, - сказал я.
- А мы не идем в кино.
Я расстроился и попытался переубедить его:
- У нас многие мальчики, которые живут не в интернате, видели "Дочь
Тарзана".
Капитан остановился. Он сказал:
- Даю тебе право выбора. Мы пойдем смотреть "Дочь Тарзана", если ты так
настаиваешь, и потом ты вернешься - как же этот чванливый осел сказал? - в
свое "жилище", или же мы не идем смотреть фильм - и ты не возвращаешься в
свое "жилище".
- А куда же я денусь?
- В три часа есть хороший поезд на Лондон.
- То есть мы, значит, поедем до самого Лондона! А когда вернемся?
- Мы не вернемся - разве что тебе так уж захочется посмотреть "Дочь
Тарзана".
- Да не так уж мне и хочется смотреть "Дочь Тарзана".
- Ну в таком случае... Это у нас дорога на станцию, малыш?
- Да, но вы это и сами знаете.
- Откуда, черт подери, мне это знать? Я сегодня утром шел другой
дорогой.
- Но вы же учились в этой школе, директор сам сказал.
- Да я в первый раз вижу этот чертов город. - Он положил руку мне на
плечо, и по этому жесту я почувствовал, что он человек добрый. Он сказал:
- Когда ты лучше узнаешь меня, малыш, ты поймешь, что я не всегда говорю
правду. Как, наверное, и ты.
- Но я всегда на этом попадаюсь.
- Ха, придется тебе поучиться, как надо врать. Что толку во лжи, если
она сразу заметна? Вот когда я вру, ни один человек не отличит это от
чистейшей правды. Иной раз я и сам не могу отличить.
Мы пошли по так называемой Замковой улице, которая пролегала мимо
школы, и я со страхом подумал: а что если Капитан выбрал не ту улицу и
вдруг директор школы выбежит со двора в своей мантии, надутой, точно мачта
баркаса, и схватит нас с Капитаном? Но вокруг стояла полнейшая тишина.
У "Швейцарского коттеджа" Капитан на секунду приостановился, но дверь
была заперта - бар был закрыт. Какой-то мальчишка что-то нам крикнул с
пестрой баржи, плывшей по каналу: ребята с барж вечно что-то кричат
школьникам. Враждуют как кошка с собакой - шуму много, но до укусов дело
не доходит. Я сказал:
- А как же ваш чемодан - ведь он остался в гостинице?
- А в нем нет ничего, кроме двух кирпичей.
- Кирпичей?
- Ну да, кирпичей.
- И вы их что же, оставите?
- А почему бы и нет? Кирпичи, если понадобятся, всегда можно найти, а
чемодан - он старый. Старые чемоданы, да еще с наклейками, всегда внушают
доверие. Особенно если наклейки заграничные. А новый чемодан кажется
ворованным.
Но сомнения мои не рассеялись. В конце концов, я уже достаточно знал
жизнь и понимал, что, даже если у него самого есть обратный билет, ему же
надо платить за меня. А мои денежки ушли на оплату его джина с тоником в
"Швейцарском коттедже". И потом, мы ведь обедали - это было настоящее
пиршество, на моей памяти ни разу еще такого не было. Мы уже почти дошли
до вокзала, когда я спросил:
- Но вы ведь не заплатили за наш обед, правда?
- Побойся бога, малыш. Я же расписался на счете. Чего ты еще от меня
хочешь?
- И ваша фамилия действительно Виктор?
- Ну, иногда такая, иногда другая. Не очень-то это весело, верно, от
рождения и до смерти ходить под одной фамилией. Взять хотя бы Бэкстер. Не
скажу, чтоб это была красивая фамилия. А ты ведь носишь ее уже немало лет,
верно?
- Двенадцать.
- Слишком долго. Мы придумаем тебе в поезде что-нибудь получше. Да и
Виктор мне тоже не нравится, если уж на то пошло.
- Но вас-то как мне звать?
- Зови меня просто Капитан - впредь до дальнейших указаний. Возможно,
со временем мне захочется, чтобы ты звал меня "Полковник", а то и "папа" -
это тоже может оказаться полезным при определенных обстоятельствах. Хотя
по мне, так лучше этого избегать. Я тебе скажу, когда что требуется, но
думаю, ты скоро сам все раскумекаешь. Я вижу, ты мальчишка смышленый.
Мы вошли в вокзал, и Капитан безо всякого труда выложил деньги на мой
билет - "Один неполный третьего класса до Юстон-стейшн". В купе мы
оказались одни. И это придало мне мужества сказать ему:
- А я думал, у вас нет денег.
- С чего это ты взял?
- Ну, ведь после того нашего обеда вы только подписали какую-то
бумажку, да и потом, у вас, похоже, не хватило денег, чтобы рассчитаться в
"Швейцарском коттедже".
- Ха, - сказал он, - тебе придется еще и этому научиться. Деньги-то у
меня есть, но я люблю приберегать их на необходимости.
Капитан пристроился в уголке и закурил. Дважды он посматривал на часы.
Поезд шел очень медленно, и всякий раз, когда он подходил к станции, я
чувствовал, как напрягался человек, сидевший напротив меня у окна.
Сухопарый и смуглый, Капитан походил на пружину, которая ударила меня по
пальцам, когда я однажды разбирал на части старые часы. В Уилсдене я
спросил его:
- Вы чего-то боитесь?
- Боюсь? - переспросил он меня с таким озадаченным видом, точно я
употребил слово, которое ему придется искать в словаре.
- Вам страшно, - перевел я ему.
- Мне никогда не бывает страшно, малыш, - сказал он. - Просто я
настороже, а это немного другое.
- Да.
Будучи амаликитянином, я понимал разницу, и у меня возникло
впечатление, что я, пожалуй, начинаю понемногу узнавать Капитана.
На Юстон-стейшн мы взяли такси и ехали, как мне показалось, очень долго
- тогда я не мог еще определить, двигались ли мы на восток или на запад,
на север или на юг. Я мог лишь предполагать, что поездка на такси
принадлежала к числу тех необходимостей, на которые Капитан придерживал
деньги. Тем не менее я был немало удивлен, когда, прибыв к месту
назначения - одному из домов, стоявших полукругом на пыльной площади, где
громоздились неубранные бачки с отбросами, - Капитан дождался, чтобы такси
отъехало, проводил его взглядом, пока оно не исчезло из виду, а уж затем
двинулся со мной в долгий путь назад, по той дороге по которой мы только
что ехали. Должно быть, несмотря на мое молчание и покорность, он
почувствовал, что я озадачен, и ответил, хотя и неудовлетворительно, на
мой невысказанный вопрос.
- Ходьба полезна для нас обоих, - заявил он. И добавил: - Я всегда хожу
пешком, как только представляется возможность.
Мне оставалось лишь принять его объяснение, но то, с какой готовностью
я с ним согласился, видимо, беспокоило Капитана, либо в процессе ходьбы,
сворачивая то направо, то налево, он время от времени нарушал молчание с
явным намерением завести разговор.
Он сказал:
- Ты, наверное, не помнишь своей мамы?
- О, нет, помню, но она, знаете, умерла ужасно давно.
- Да, это верно. Твой отец говорил мне... - Но он так и не сказал, что
же говорил ему мой отец.
Мы молча прошли по крайней мере еще с четверть мили, затем он снова
заговорил:
- А ты скучаешь по ней?
Дети, по-моему, лгут обычно из страха, а в вопросе Капитана не было
ничего такого, что могло бы меня испугать.
- В общем, нет, - сказал я.
Он как-то хрюкнул, что при моем ограниченном жизненном опыте я
воспринял как порицание - или, быть может разочарование. Звук наших шагов
по камням тротуара отмечал продолжительность нашего молчания.
- Надеюсь, ты не из трудных, - сказал он наконец.
- Трудных?
- То есть я надеюсь, что ты вполне нормальный мальчик. Она огорчится,
если ты выходишь за рамки нормы.
- Не понимаю.
- Я считаю, что нормальный мальчик скучал бы по маме.
- Я же толком и не знал ее, - сказал я. - Мало было для этого времени.
Он издал глубокий вздох.
- Надеюсь, ты подойдешь, - сказал он. - От всей души надеюсь, что
подойдешь.
Какое-то время он снова шагал молча, погруженный в свои мысли, затем
спросил меня:
- Ты не устал?
- Нет, - сказал я, но сказал только, чтобы угодить ему; _на самом-то
деле_ я устал. Мне очень хотелось бы знать, сколько еще нам предстояло
идти.
Капитан сказал:
- Она замечательная женщина. Ты это поймешь, как только увидишь ее,
если ты хоть сколько-нибудь разбираешься в женщинах... но откуда тебе
разбираться, в твои-то годы? Ты, конечно, должен быть с ней терпелив.
Делать скидки. Она ведь столько натерпелась.
Слово "натерпелась" в ту пору было связано у меня с представлением о
чернильных пятнах, которые обычно испещряли мое лицо, да и тогда его
украшали (Капитан в противоположность директору школы не замечал подобных
вещей), явно свидетельствуя о том, что я амаликитянин, то есть отщепенец.
Причина, по которой я стал в школе отщепенцем, была не вполне ясна -
возможно, это объяснялось тем, что школьники узнали мое имя, но думается,
это было связано также с моей тетей и ее сандвичами, с тем, что она ни
разу не сводила меня в ресторан, как это делали другие родители, когда
приезжали повидаться с детьми. Кто-то, наверно, углядел, как мы сидели на
берегу канала и ели сандвичи, запивая их даже не оранжадом или кока-колой,
а горячим молоком из термоса. Молоком! Кто-то, безусловно, углядел, что
это было молоко. А молоко - оно же для младенцев.
- Тебе понятно, что я хочу сказать?
Я, конечно, кивнул - а что еще я мог сделать? Возможно, эта неизвестная
мне женщина тоже окажется амаликитянкой, если она в самом деле столько
натерпелась. В моем "жилище" было еще три амаликитянина, однако мы
почему-то никогда не объединялись для защиты: каждый ненавидел троих
других за то, что они - амаликитяне. Амаликитянин, как я начал понимать, -
это всегда одиночка.
Капитан сказал:
- Дойдем до конца улицы и повернем назад.
Приходится быть осторожным. - И когда мы повернули, он заметил: - Я
выиграл тебя в честной игре.
Я понятия не имел, что он хотел этим сказать. А он добавил:
- Ни один человек, если он в своем уме, и пытаться не станет плутовать
с твоим отцом. Да и вообще в трик-траке нелегко сплутовать. Так что твой
отец проиграл тебя в честной игре.
- Он ведь Сатана, правда? - спросил я.
- Ну, наверно, можно и так его назвать, - ответил Капитан, - но только
когда ему перечат. - И добавил: - Ты ведь знаешь, как это бывает.",
впрочем, конечно, не знаешь, где тебе? Какой же ребенок посмеет ему
перечить!
Наконец мы вышли на улицу, где часть домов была свежевыкрашена, а
другие были в запустении, но по крайней мере тут не стояли бачки с
отбросами. Это были, как я теперь знаю, дома викторианского стиля, с
подвалами, куда вела лесенка, и с мансардными окнами на четвертом этаже.
Несколько ступенек вели к входным дверям, и некоторые из этих дверей были
всегда открыты. Казалось, эта улица, именовавшаяся Террасой Моей Души, еще
не решила, устремляться ли ей вверх в своем статусе или вниз. Мы
остановились у дома под номером 12-А, наверное, потому что никто не стал
бы жить в доме номер 13. У двери было пять звонков, но четыре из них были
залеплены клейкой лентой, указывавшей на то, что ими не пользуются.
- Теперь вспомни, что я тебе говорил, - сказал Капитан. - Будь с ней
помягче, потому что она уж очень боязлива.
Но у меня было такое впечатление, что он сам немного боялся, держа
палец на уцелевшем звонке и не решаясь на него нажать. Затем он позвонил,
но не снял пальца с кнопки.
- А вы уверены, что она там? - спросил я, ибо у дома был нежилой вид.
... ... ... Продолжение "Капитан и Враг" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |