Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Болотовский, Михаил - Болотовский - Абдулов, гуляющий сам по себе

Проза и поэзия >> Проза 90-х годов >> Болотовский, Михаил
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Михаил Болотовский. Абдулов, гуляющий сам по себе

---------------------------------------------------------------

© Copyright Михаил Болотовский, 1985

---------------------------------------------------------------



     В тихий час мы валялись на незастланных больничных койках. Не спали, травили байки. Что еще делать в шоферской больнице в тихий час, как не байки травить?

     - На ста сорока он на встречную выскочил... - Петрович, рассказывая, приподнимался на локте. - Ну, и в МАЗ, в лобешник. Там - сами понимаете... Лепешка.

     - В цинковом гробу хоронили? - спросил Славка.

     - В деревянном. Жгли.

     - Мертвецу без разницы, - сказал Федя Абдулов. Он лежал на кровати в торжественной позе, изучал рябой потолок.

     - Как это без разницы? - не согласился Славка. - Это тебе, татарину, без разницы, а мне с самой разницей.

     Федя не обиделся.

     - Татар бабы любят, - не меняя положения, ответил он. - А ты дурак.

     - Деньги они любят... - обреченно сказал Петрович.

     - Татары? - поинтересовался Славка.

     - Бабы.

     Все согласились, что бабы и впрямь любят деньги. Правда, Федя встрял:

     - А ты, Петрович, не любишь денег?

     - Дают - бери, - уклончиво ответил Петрович. До пенсии он работал в такси.

     - А как жгли? - вернул тему Славка.

     - Как жгут... В крематории.

     - Это ежу понятно, что в крематории. А у него зубы были золотые?

     - Я ему в рот не лазил.

     - А если золотые - тогда все, шандец... - сказал Федя. - Они эти зубы назад не дают.

     Петрович возмутился.

     - Как так не дают? Должны, понимаешь, назад давать.

     Федя спорить не стал.

     - Может, и дают, - согласился он.

     - Конечно, - обрадовался Петрович. - Зубы денег стоят. Сколько один зуб стоит?

     Никто не знал. Помолчали.

     - Интересно... - Славка сел в постели. - Они в газу жгут или электричеством?

     - А кто их ведает... - задумчиво отозвался Петрович. - Думаю так, что в газу. Дешевле.

     - В газу дешевле? - заспорил Славка. - Ну, ты дал! Вот ты за газ в месяц сколько платишь?

     - В месяц? Рупь двадцать шесть.

     - А за электричество?

     - Это... как нагорит. У меня сын, понимаешь, всю комнату обставил электричеством. Пятерка порой набегает.

     - Моя скотина тоже хотела патефон, - влез Федя. - Я ей сказал: купишь, скотина, патефон, из дому выгоню.

     - Вот ты опять, Федя, называешь дочку скотиной, - сказал я. - Нехорошо так.

     - Скотина и есть! - И искривленное тиком федино лицо свернулось в гневную гримасу, и правый глаз задергался. - Скотина! Не говори мне про нее. Я двадцать лет на овощах возил, я ее, гадину, одними ананасами кормил... арбузы там, дыни, овощи-хреновощи... а она сейчас задом воротит.

     - Да все они... - печально сказал Петрович.

     - Двадцать два года девке, - крикнул Федя. - Ну ты хоть посуду матери помой, тварь такая! Ведь любил я ее, как любил... А теперь ненавижу. Вот, ненавижу... скотина...

     - Гуляет? - спросил Славка.

     - Я ей погуляю! Гуляет! Еще чего, гуляет... Задом воротит! Курит! Все бы простил: говорю ей, брось курить, Махоркина. Я ее прозвал так - Махоркина.

     Петрович засмеялся.

     - Брось, говорю, Махоркина!.. так и говорю. Нет же, задом воротит. Провоняла вся куревом.

     - Пьет? - снова навел справку Слава.

     - Дурак! - еще громче закричал Федя, нервно ероша рыжие волосы. - Я ей дам пить! Убью ее тогда. Вот провалиться: убью. Я ей так и сказал: жалко, ты маленькая не сдохла. Так и сказал: жалко, что маленькая не сдохла.

     - Это уж ты... - сказал Петрович, - слишком того...

     - Нет, я такой, - не согласился Федя. - Или люблю, или ненавижу. Я пополам не делюсь.

     - Господи, Господи, - запричитал Петрович, - Злой ты, Федя. Злой, понимаешь. Татарин, прости, конечно...

     - Татарин, - охотно согласился Федя. - Обрезной.

     - Как еврей, - вставил Славка.

     - Ну, - подтвердил Федя. - Евреи что ж, не люди?

     - Люди... - Славка пожал плечами. - Только они нам в геологии вредят.

     - Где? - заинтересовался я.

     - В геологии. Там даже министр и еврей, вообще одни евреи. Они фальшивые месторождения открывают, государство туда хреначит ресурсы, а там - шиш с маком.

     - Господи, - опять засуесловил Петрович, - вредят?

     - Все равно нефти в мире до двухтысячного года, - скорбно отозвался Федя. - А нас начальник колонны был еврей. Ну, нормальный мужик... Мне раза арбузы налево предложили отвезти. Я ему, мол, Илья Саулыч... это так его звали, Илья Саулыч... можно я часика на три припоздаю? А он говорит: "Пожалуйста, я ничего не знаю, ты ничего не говорил".

     - Они бывают хорошие, - подтвердил Петрович. - Я, когда на ЗИМе работал, возил одного еврея. Хороший был еврей.

     В подробности Петрович вдаваться не стал.

     - Это от нации не зависит, - продолжал Федя. - Вот потом был начальник колонны Ахмет. Его все звали Александр Петрович, только какой он, елки-палки, Александр Петрович? Я его еще с Казани знаю, Ахметку... Ну свой вроде, да? Татарин. А выговор мне влепил, сукин сын. Пиши, говорит, бабай Фатих... это по-нашему дед Фатих, значит.... пиши, говорит, объяснительную. Гад. Убил бы его. Вот убил бы. Пусть мне врачи только скажут: осталось тебе жить месяц - убил бы его, и братьев двух.

     - Его братьев? - заинтересовался Петрович.

     - На кой мне его братья! - закричал Федя, и внезапно лицо его стало багроветь. - Его-то братья! Мои братья, не его! Они мне, гады, череп раскололи. Кирпичом, гады, сзади подкрались.

     - Вот оно как! - заволновался Петрович, даже сел. - А за что ж они тебя, Федя?

     - Добро одно они, гады, от меня имели, - говорил дальше Федя, то ли не расслышав вопроса, то ли как раз отвечая на него. - Одно добро. Он в пятьдесят седьмом в Москву приехал, жил у меня, ананасы жрал. Второй тоже приезжал, я последнюю рубаху снимал. А как чего не поделили - сразу кирпичом сзади, гады. Я в клинической смерти был. Поняли? Вот...

     - Бога видел? - спросил Славка.

     - Бога? - Федя улыбнулся как-то неловко, видимо, принял вопрос всерьез. - Не видел. А его нет!

     - И Аллаха нет? - не удержался я.

     - И Аллаха, - и Федя вовсе разулыбался. - Никого нет. Не верю я в них. Вот помру, а на том свете никто меня не примет. Бог не примет, Аллах не примет. И буду я сам по себе. Вот тут кошку в мультфильме показывали, так и называется: "Кошка, которая гуляла сама по себе". Вот и буду гулять.

     - Ты уж на земле погулял, - заметил Петрович.

     - Погулял! - и Федя даже засмеялся. - Ох, погулял. Меня любили бабы. Я мимо себя не пропускал. Не-ет... Помню, жены сестра... танцуем, а я ее за титьки незаметно... Баба - ох! Ты что, говорит, Федя? А то, отвечаю. Я уж ее потом... А один раз ко мне экспедиторшу посадили. Ну, зарулил к магазину, взял ноль-семь, машину в лесопарковую зону загнал... Ты спишь что ли, Петрович?

     - Ну тебя... - отозвался Петрович с лежбища. - Вон, молодым рассказывай. Сплю я.

     - А я курить ухожу, - заявил Славка. - Мне, Федя, твои половые похождения неинтересны. Примитивные они.

     И вышел.

     Федя не понял и обиделся.

     - А уж ты святой! - крикнул он вслед Славке. - Сам про шестнадцатилетнюю вчера что рассказывал?

     За дверью палаты, в холле, кто-то врубил телевизор. Заунывно загудел голос ведущего.

     - "В мире животных", - безошибочно определил Федя. - Пойду, посмотрю.

     И тоже вышел.

     - Теперь до вечера у телевизора проторчит... - вздохнул из-под подушки Петрович. - Меньше народу - больше кислороду. Второй день лежит, и все про баб, все про баб... И таблеток нам с вечера не давали... Господи, куда я попал...

     - Ты спи, Петрович, - посоветовал я.

     Под бубнежку телевизора мы заснули.


     И виделся мне странный сон.

     Не был я в том сне действующим лицом, а был зрителем. Виделась мне большая комната, и я точно знал, что это - комната, хотя стен не было, не было пола и потолка. А был в этом ограниченном пространстве легкий, весенний свет, были три кресла, и сидели в них Федя Абдулов, Бог и Аллах.

     - Сами по себе, любезный Фатих Исмаилович, - начал Аллах, - гуляют только кошки.

     - И я сам по себе гулял, - заспорил Федя.

     - Не упорствуй, Федор, - сказал Бог. - Аллах дело говорит.

     - Ну... - Федя соглашался слушать дальше.

     - К тому же, - продолжал Аллах, - что за скверная манера выставлять себя только в дурном свете?

     - Это типично восточная манера, - заметил Бог. - Один ваш султан, к слову будь помянут, приказывал доставлять ему каждую ночь пятилетних мальчиков. А сам, заметьте, давал им игрушек, сладостей, и ложился спать. Хотел распутником великим прослыть, а был человек добрейшей души...

     - Да, добрейшей, - засмеялся Аллах. - А потом, наутро, этим мальчикам головы рубили. Идиот. Идиот, - добавил Аллах, - и ханжа.

     - Я не знал про головы, - смутился Бог. - За что купил, за то и продаю. Но отчего же ханжа? Ханжа, допустим, есть фарисей, прикрывающийся добродетелью. Где же тут, помилуйте, добродетель?

     - Добродетель - норма исторического момента, - ответил Аллах. - Ибо критерии нравственного совершенства меняются. И жизнь Фатиха Исмаиловича мы судим, опираясь на критерии двадцатого века от рождества вашего сына, так сказать, вашей последней трети.

     - Вы не разумеете сути триединства, - сурово ответил Бог. - Но я в присутствии Федора спорить об этом не намерен.

     - И я не намерен, - весело откликнулся Аллах. - Тем более, что любезный Фатих Исмаилович не сможет нас рассудить.

     - Не ерзай в кресле, - указал Феде Бог. - Скажи лучше, зачем возводишь на себя напрасно?

     - А что напрасно? - забеспокоился Федя. - Я лишнего не говорю. Я, вон, три года у хозяина лес валил - не за добрые ж дела?

     - У какого еще хозяина? - не понял Бог. - В батраках?

     - Да в тюрьме он сидел, - разъяснил Аллах. - Семнадцати лет от роду сел Фатих Исмаилович в тюрьму. "У хозяина" - это сленг. А сел-то, заметьте, ни за что, за пустяк: за недонесение.

     - Недонесение есть проступок спорный, - сказал Бог. - О чем не донес?

     - Сосед у меня был, Колька Калачев, - заторопился рассказывать Федя. - Красивый такой парень, брунет. Из себя гвардеец весь. Девки, помню, как мухи на него, а он...

     - Ближе к делу, - посоветовал Аллах.

     - Воровал, - испуганно ответил Федя и искоса посмотрел на Аллаха, додумывая, достаточно ли короток был ответ. И добавил: - А я не донес.

     - У граждан крали или... хэ-э... у государства рабочих и крестьян? - спросил Бог.

     - У государства, - с готовностью пояснил Федя.

     - Простительно, - Аллах мотнул головой, улыбнулся.

     - Спорно, - возразил Бог.

     - У вас все спорно, - заметил Аллах. - Но, полагаю, хоть тот случай с маленькой девочкой, которую спас Фатих Исмаилович, мы оценим однозначно?

     - Да! - со спешностью подтвердил Бог и, оборотившись к Феде, попросил: - Федор! Расскажи об этом, ибо всегда радостно мне слышать такие истории.

     - Про Олю-то? - смутился Федя. - Да вы уж тоже: спас...

     Он сидел на самом краешке кресла.

     - Вечер уж был...

     При этих словах фединого зачина Бог устроился в кресле поудобнее, приготовился слушать.

     - Еду я. А темнеет. Помню, дочке еще игрушек накупил - ну, целую коробку.

     - Заметьте!.. дочке!.. игрушек!.. - вставил Аллах.

     - Ну да, - подтвердил Федя. - Она еще в садик ходила, дочка-то. Это когда еще было... при Никите. Еду, значит. А там проезд такой - от Каширки к автобусному парку... как его... Аллах его помнит.

     - Хлебозаводской проезд, - сказал Аллах.

     - Да, во-во! Еду, а темно. Фары включил. И тут - тень впереди какая-то. Дорога-то пустая была, я гнал... Маленькая такая тень. Ребенок. Я на тормоза! А куда ж тормозить - вот уж девочка! Осклизнулась, бедная, упала. Ну, я руль влево!

     - А там стена! - заметил Аллах.

     - И справа стена, - мечтательно добавил Бог.

     - И меня об стенку ка-ак... - Федя осекся, аккуратно подумал, и закончил: - Как ударило! И сам грудью об руль!

     - Два ребра, - резюмировал Аллах.

     - Помню Олю, как же, - не расслышав слов Аллаха, продолжал Федя. - Подобрал я ее, в больницу свез: перепугалась ведь, упала... вдруг, думаю, случай травматизма?.. Обошлось. Только меня в больницу положили, не ее.

     - Да... - протянул Бог, и внезапно спросил: - А лес-то, Федор, тяжело было валить?

     - У хозяина-то? Тяжело, - охотно подтвердил Федя. - Мороз под сорок, тайга, звери вокруг...

     - Двуногие, - в тон добавил Аллах.

     - Зачем? - не понял Федя. - Тигры! Киски полосатые по три метра. Сам видел, вот как вас вижу. Меня вертухай в тайгу погнал сучьев нарубить. Доверял, что не подорву. Малолеток ты, говорит, мужик ты. Тебе, мол, подрывать смыслу нету. Я ж на общих был...

     - Я запутался! - перебил Федю Бог. - Изволь говорить по-русски.

     - Могу перевести, - предложил Аллах, но Бог не согласился:

     - Пускай совершенствует речь. Без фени, ясно?

     - Меня... офицер... - с запинками заговорил Федя, с грохотом ломая привычные словесные конструкции, - конвоир в лес послал, за сучьями...

     Внезапно Федя замолк - испугался слова "сучья".

     - Это приличное слово, - успокоил Бог.

     - Ну, да, за сучьями... Ты, сказал, побега не устроишь, потому что срок маленький, и статья ерундовая... и вообще с общих работ бежать нету смыслу. Теперь про тигра, можно?

     - Можно, - кивнул Бог.

     - Ага, так. Иду. Мы рядом с просекой давно уж все сучья порубили. Залез в тайгу. Топорик ма-ахонький! Вдруг слышу: рычит кто. Я сразу понял, кто. Тигр! Слева, через полянку, кусты трещат, тигр скачет. Ну, на топорик надежды нет - и я бежать! Сначала побег обратно к просеке, а сообразил: там зэка без оружия, а верт... а конвоиры пока свои берданки снимут - тигр-то уж вот вон! И я в тайгу!

     - О чем тогда думал, Федя? Какие мысли были? - ласково спросил Бог.

     - Об том, что вроде как побег получается. Побег из-за тигра. Бегу, значит. А тигр за мной.

     - Тигрица, - уточнил Аллах.

     - Точно, тигрица... Все-то вы знаете! - удивился Федя.

     - Меня поражает, - обратился Бог к Аллаху, - ваша неуемная страсть к подробностям, вплоть до натурализма. Ну, помилуйте, так ли это важно: тигр или тигрица?

     - Важно, - ответил Аллах. - Из подробностей складывается истина. Мозаика. Мелочей не бывает.

     - Ну да! - возмутился Бог. - Как это там: "В деле качества нет мелочей"? Чем вы себе забиваете голову, простите уж великодушно! Сплошная поверхностность, никакого проникновения вглубь, одна - вот как вы сами выразились - мозаика! Тигрица, вертухаи, Хлебозаводской проезд... Я тоже, как вы знаете, всемогущ и всеведущ, и мне, представьте, не составляло труда узнать, что за Федором гналась именно тигрица. Да-с, я знал! Но важно ли это? Да-с, важно ли? Вся эта тяга к подробностям - от слабости, от бессилия, от нежелания или даже от неумения охватить явление, отделить суть. Совершенно неуместные подробности, лишние мелочи, сударь мой...

     - Вы все сказали? - осведомился Аллах.

     Бог махнул рукой, отвернулся.

     - Могу ли возразить? - продолжал Аллах.

     Бог молчал.

     - Именно так, - сказал Аллах, - всегда и заканчиваются споры с христианами и иудеями: "Не хочу слушать" - и все! Это не конструктивный подход.

     - У вас конструктивный... - проворчал Бог.

     - По поводу мелочей Магомет сегодня же представит вам меморандум, - холодно сказал Аллах.

     - Вы не ругайтесь, - попросил Федя робко.

     - Мы не ругаемся, - объяснил Аллах. - Мы дискутируем.

     Все трое немного помолчали.

     - Так стало быть ты, Федор, - прервал молчание Бог, - отвлек тигра... гм-м... тигрицу на себя?

     - Да, так, значит! - Федя обрадовался возвращению былого разговора. - Бежит такая дура за мной, а я, стало быть, от нее. Чую, догоняет, сейчас прыгнет. Развернулся - и топором! - а она тут прыгнула! - а я думаю, дай Аллах в лобешник ей засветить!.. И прорубил голову. Она свалила меня, да дохлая уже. Окарябала только сильно. В лазарете потом лежал.

     - Вот как вышло, Фатих Исмаилович, - заключил его рассказ Аллах. - Помянули меня в мгновение опасности, и я вас не оставил.

     - Но я... честно, конечно... все равно в вас не верил, - храбро пробормотал Федя, отводя глаза. - И в вас...

     - Не по вере воздаю я, Федор, а по жизни, - сказал Бог. - Сколько атеистов обрело царствие небесное!.. эхе-хе... сам удивляюсь. То ли беда, что ты не верил? Ну, не верил...

     - Вы уж простите, - на всякий случай попросил Федя.

     - Он простит, - заметил Аллах. - Всех прощает. Либерал. Впрочем, хорошего человека - отчего бы не простить?

     - Это я, в смысле... меня? - вовсе смутился Федя. - Да ну, какой я такой хороший человек? Плохой я человек. Чего с меня люди доброго видели? Жену вот взять... обижал я ее... - и, почему-то шепотом, добавил: - И бил...

     - Но ананасами кормил? - поинтересовался Аллах.

     - Причем тут ананасы? - возмутился Федя. - Разве в ананасах дело? Обижал! Изменял ей, как кот последний, с каждой встречной...

     - Но ведь в пятьдесят восьмом году ты ее не бросил? - обронил Аллах.

     - Из-за Альфии-то? - Федя заерзал снова, но в глазах его появился сердитый блеск. - Вы, товарищ Аллах, про Альфию... не надо. Я ее... Да что там, елки-то зеленые! Она, поди, померла давно!

     - Отнюдь, - возразил Аллах. - Живет в Ташкенте, Карасарайская улица, дом...

     - Не надо, - сказал Бог. - Теперь-то какой смысл?

     - Чтобы не выпендривался, - отрезал Аллах. - Чтобы полового разбойника из себя не корчил. И вообще, мне надоело выслушивать, как этот осел сам себя оговаривает. Вот про дочь, про дочь - что ты говорил? Фатих, шакал ты облупленный, ты же любишь дочку!

     - Махоркину? - закричал Федя, вставая.

     - Сядь, Федя, - тихо, но очень весомо сказал Бог. - Дочку любишь?

     - Люблю... - так же тихо ответил ему Федя, опускаясь обратно в кресло. - Курить бы ей не надо. Ведь маленькая легкими болела. Кашляла так: кх... кх... как чахоточная. Мы с женой ночами сидели, будили друг друга - а никак помрет во сне? Потом брат старший из Казани травок всяких привез - тогда мы ее травками поили.

     - Кстати, и братьев надо простить, - посоветовал Бог. - Спьяну они, по глупости. Сами себя казнят.

     - Да ну... не верю... казнят!

     - Казнят, - засвидетельствовал Аллах. - Прощать не призываю, но убивать их не следует.

     - Убивать вообще не следует, - сказал Бог.

     - В общем, конечно, - уклончиво ответил Аллах. - По крайней мере, не из-за литра водки.

     - Я не буду их убивать, - сурово пообещал Федя.

     - Но вот пить дурманящие напитки, - неожиданно зло добавил Аллах, - нельзя ни в коем случае!

     - Чего там... - махнул рукой Федя. - Мне жить осталось с гулькин нос. Рак мозга у меня.

     - Не знаю, сколько тебе жить, - возразил Бог, - то есть знаю, но это не важно... но никакого рака мозга у тебя, Федор, нет в помине. А что касается водки, то в этом вопросе Аллах совершенно прав. - И помолчав, Бог добавил: - Можно выпить на праздник.

     - И на праздник нельзя, - заспорил Аллах.

     - Погодите! Погодите! - крикнул Федя. - Вы тут опять поругаетесь, а я главного-то еще не спросил! Что же выходит по вашему, хорошую я жизнь прожил? Не зряшную совсем? А? Как оно выходит-то?

     Заскрипели кресла, Бог и Аллах встали.

     - На ужин, Федя, - сказал Бог голосом Петровича.

     - Как же выходит-то? - кричал Федя, но Бог отвечал одно:

     - На ужин... на ужин...


     - На ужин! - бубнил Петрович. - А то без нас, понимаешь, все столы займут. Пятнадцатая палата, подъем, вашу маму!

     - Я огурцов лучше поем, - сказал Федя. - И луку.

     - Как же без каши? - Петрович даже расстроился. - Без горячего жить нельзя.

     Справа от меня пронзительно скрипела пружинами кровать: вставал Славка.

     - Без горячего можно! - веселился он. - Это без горючего нельзя.

     И выскочил из палаты: побежал ложку мыть.

     - Один про баб, а другой про водку, - начал было Петрович, но замолк, глянул на меня, потом на Федю, и спросил:

     - Значит, кашу кушать не будете? Зря!

     И вышел, пошел кушать кашу.

     - Салат огурцовый уважаешь? - предложил мне Федя.

     - Уважаю, - ответил я.

     Мы поставили на тумбочку белую миску, порезали зеленый лук и огурцы, полили подсолнечным маслом, стали хрустеть.

     - Федя, а Федя! - прохрустел я.

     - А?

     - Тебе девочка под колеса бросалась?

     - Курва, - задумчиво сказал Федя. - На саночках каталась, ну и на дорогу. В темноте-то. А ведь задавишь - разбираться не станут, гады... И я в стенку - хрясь! А если бы разрешили, так я бы всех их давил, кто нарушает. Я и в больницу ее не повез - не будет под колеса лезть.

     - Врешь.

     Федя отложил ложку и посмотрел на меня недоуменно.

     - Я?!

     - Ты.

     - Да за такие слова... Почему это я вру?

     - Потому, - торжественно сказал я, - что ты - очень хороший человек.

     Федя внезапно засмеялся.

     - С ума ты навернулся, - сказал он беззлобно.

     - С дочкой помирись.

     - Нет! - рубанул Федя, жуя. - Я и жене сказал: пусть эта скотина не вздумает в больницу заявиться - с лестницы спущу под зад коленкой! Скотина. Вот убил бы ее. Я ей говорил: что такое сделаешь - убью. Она меня знает.

     - Пошел ты к черту, - посоветовал я, лег, отвернулся.

     - Нет, я такой, я пополам не делюсь, - с удовлетворением в голосе продолжал Федя. - Или люблю, или ненавижу. А если ненавижу - ты хучь режь меня!

     Я не откликался.

     - Тут интересного зверя показали из мира животных, - начал было Федя.

     Но продолжать не стал. Пошелестел газетой "Красная звезда". Доел салат.

     - А почему это я хороший человек? - спросил он наконец. - И про Олю эту... из-под колес... откуда знаешь?

     - Был у меня, Федя, сон, - отозвался я, лежа на боку, спиной к Феде. - Будто сидишь ты с Богом и с Аллахом, и они всю твою жизнь перебирают. И выясняется, что ты все-таки человек-то хороший.

     - А что они еще говорили там? - заносчиво спросил Федя.

     - Про тюрьму говорили.

     - А про тюрьму я сам вчера рассказывал! - почему-то обрадовался Федя. - Ты знаешь, как такие сны получаются? Ты послушал, а в мозгах у тебя подкорка, и записалось, как на магнитофон. Вот. Понимаешь ты? А Бог с Аллахом - это... хе!.. не верю я в них.

     - Ну, а тигр? - спросил я.

     - Какой такой тигр?

     - Гнался в тайге, на лесоповале, тигр за тобой?

     - Что за хреновина! - Федя возмутился.

     - Тебя послали конвоиры сучья рубить...

     - Ну, посылали, ясное дело, сколько раз...

     - А за тобой тигр погнался.

     Федя молчал, и становилось ясно, что с тигром вышла накладка: то ли Бог с Аллахом перепутали, то ли Федя сам забыл.

     - Дурак, - мрачно сказал Федя. - Плетешь незнамо что.

     И вышел, дверью хлопнул.

     Потом вернулись Петрович со Славкой, долго хвалили кашу, корили меня за то, что не пошел с ними.

     - А Абдул наш где? - спросил Славка.

     Петрович уже стоял у распахнутого окна, дышал.

     - Вон, - сообщил он. - Во дворе гуляет. Кругами ходит, как в клетке.

     Мы встали рядом с Петровичем. С малой высоты второго этажа различимо было сердитое лицо Феди. Он кружил по двору в хороводе синих пижам.

     - Абдул! - крикнул Славка. - Сам по себе гуляешь?

     Федя оборотился, поднял голову, увидел нас в окне. Постоял, махнул рукой, и пошел писать следующий круг.

     - Как так "сам по себе"? - пробормотал Петрович. - Люди же вокруг. С людьми и гуляет.

     Мы втроем стояли у окна, грелись на вечернем майском солнце, и смотрели, как четвертый из нас гуляет с людьми по двору.


    

... ... ...
Продолжение "Абдулов, гуляющий сам по себе" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Абдулов, гуляющий сам по себе
показать все


Анекдот 
Как-то встретились две замужние подруги:

- Слушай, надо ехать в командировку, а муж уже извёлся весь...

- Если ревнует, ставь пояс верности, а ключ отдай мужу!

- И что же, мне целую неделю ходить в наморднике?
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100