Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Станюкович, Константин - Станюкович - Товарищи

Проза и поэзия >> Русская довоенная литература >> Станюкович, Константин
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Константин Михайлович Станюкович. Товарищи

---------------------------------------------------------------------

Книга: К.М.Станюкович. "Морские рассказы"

Издательство "Художественная литература", Москва, 1973

OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 июля 2002 года

---------------------------------------------------------------------

I


     В этот жаркий ноябрьский день на "Кречете", стоявшем на рейде Гонконга, было особенное возбуждение.

     Ждали прихода в Гонконг нового начальника эскадры, контр-адмирала Северцова.

     Матросы, взволнованные и серьезные, таинственно шушукались на баке, разбившись кучками.

     Переходя от одной к другой, пожилой и степенный фор-марсовой Аким Васьков уверенным и ободряющим голосом, пониженным до шепота, говорил:

     - Он, братцы, произведет разборку! Он дознается! Только не трусь, ребята! Поддержи по совести, как я всю правду обскажу: "Так, мол, и так, ваше превосходительство!"

     Только что окончена была генеральная чистка и "приборка". Клипер "Кречет" так и сверкал на солнце блеском меди орудий, поручней, люков и компаса. Труба была белоснежна. Борты заново выкрашены. Рангоут выправлен на славу. Палуба безукоризненна. О том, что на смотру не подгадят работами, нечего и говорить.

     А между тем капитан, старший офицер, ревизор, старший механик и два вахтенные начальника, видимо, были встревожены. Испуганно притихшие, они сегодня не били матросов и не ругались с обычною виртуозностью.

     Адмирал шел на корвете "Проворном", вызванном телеграммой в Сингапур неделю тому назад. Только из этой телеграммы на "Кречете" узнали о новом начальнике эскадры и его неожиданно скором приезде из России.

     "Нового" не знали.

     Никто раньше с ним не служил. Поело службы в черноморском флоте и оставления Севастополя Северцов несколько лет был морским агентом за границей и тридцати семи лет, только что произведенный в контр-адмиралы, был назначен начальником эскадры.

     Быстро делавший карьеру, обогнавший многих старших по службе, Северцов, по кронштадтским слухам, был хладнокровный, сдержанный, молчаливый и строгий человек, особенно преследующий злоупотребления, и хороший моряк. Передавали, что он не "разносит" офицеров, но придирчиво требователен и служить с ним нелегко. Говорили, что он имеет состояние и потому относительно независим и служит из честолюбия. В последнее время на эскадру дошли слухи, будто бы Северцов подавал высшему морскому начальству докладную записку о необходимости реформ во флоте.

     Знал Северцова только капитан "Кречета" Пересветов. Они были товарищи. Но Пересветов знал товарища только в корпусе. После выхода в офицеры служба их разлучила, и они не встречались.

     Пересветов хоть и помнил, что Северцов в корпусе был хорошим товарищем, тем не менее очень волновался приездом товарища-адмирала, слухи о котором были не особенно утешительны для капитана, который более чем фамильярно относился к счетам по поставкам угля и провизии. Положим, он пользовался скидками на счетах единственно потому, что был образцовый муж и отец и желал кое-что припасти для семьи; сам он отличался скромностью своих потребностей и был расчетлив до скупости, - но все-таки едва ли будут приятны объяснения с товарищем-адмиралом, если бы обнаружились как-нибудь его семейные заботы.

     "Уж слишком высоки были цены по счетам", - думал теперь Егор Егорович, почесывая свою лысину, и о чем-то конфиденциально шептался с ревизором, лейтенантом Нерпиным.

     - Не беспокойтесь, Егор Егорыч... Все по форме... Не к чему придраться. Консулы удостоверяли цены. Чем же мы виноваты, если цены высоки! - успокаивал капитана молодой лейтенант, прокучивавший в портах шальные деньги. - И, наконец, откуда может узнать начальник эскадры? Разве мы, Егор Егорыч, делаем злоупотребления? Мы пользуемся не от казны, а от поставщиков... И многие капитаны и ревизоры так делают... Точно уже оно такой секрет... Никто за такие безгрешные доходы не попадал под суд, Егор Егорыч. Может, и новый адмирал, когда был капитаном, знал, где раки зимуют. Он богач, - ему не нужны деньги, а ревизору у него, вероятно, были нужны, Егор Егорыч!

     И лейтенант так добродушно рассмеялся, и в его веселых серых глазах сверкала такая беззаботная уверенность, что капитан несколько успокаивался, и в его голове проносилась мысль: "Все-таки Северцов - товарищ и не станет придираться".

     - А вы, Александр Иваныч, впредь будьте осторожнее.

     - Есть, Егор Егорыч!

     Но ни одни только счеты пугали трусливого капитана. Тревожило его и "несколько строгое" обращение с матросами, как деликатно называл Пересветов нещадную порку людей, и, главное, это недавнее наказание матроса Никифорова, которого пришлось отправить на берег в госпиталь после трехсот линьков.

     Капитан очень дорожил старшим офицером, который был настоящим помощником и действительно "собакой" и который так вышколил команду, что "Кречет" был образцовым судном и работали на нем превосходно; но теперь капитан вдруг стал находить, что Леонтий Петрович чересчур увлекается... Вот этот случай с "подлецом" Никифоровым... Что, если адмирал узнает? Может выйти целая история...

     И капитан, толстый, с изрядным брюшком, небольшого роста, лысый и "мордастый", с маленькими бегающими глазками, с большими усами полного, рыхлого и бритого, несколько бабьего лица, еще более струсил при мысли о приходе этого молчаливого товарища-адмирала ("Черт знает, каким он стал теперь!") и о матросе Никифорове, который так некстати опасно заболел после недавней порки.

     Ввиду неизвестности, что будет, капитан, казалось, еще более затосковал о жене и своих трех детях. По крайней мере, он несколько раз взглядывал на фотографии, висевшие в его каюте, вздыхал, торопливо крестился и снова ходил мелкими неспокойными шагами по клеенке.

     - Леонтья Петровича позови! - крикнул он вестовому.

     - Что прикажете, Егор Егорыч? - с почтительною официальностью, довольно сухо спросил старший офицер.

     Он был еще более хмур, желт и раздражен, чем обыкновенно, этот худощавый, высокий блондин с светло-русыми баками и усами, мученик службы и дисциплины, беспрекословный исполнитель и один из тех "собак" - старших офицеров, который, не зная отдыха, заботился о безукоризненном порядке и умопомрачающей чистоте "Кречета", вечно "собачился" и, самолюбивый службист, наводил страх на матросов беспощадною строгостью, чтобы судно было в порядке и чтобы капитан не мог быть недовольным лихими работами команды.

     - Присядьте, Леонтий Петрович. Как Никифоров? Посылали сегодня в госпиталь справиться? - тревожно спросил капитан.

     - Плохо-с, Егор Егорыч. Доктор ездил! - угрюмо ответил старший офицер, присаживаясь в кресло.

     - Что с ним?

     - Скоротечная чахотка.

     - Быть может, прежде был болен?

     - Что уж тут обманывать себя: просто заболел от наказания. Запороли, Егор Егорыч!

     - Эх, Леонтий Петрович!.. Не похвалят нас, если адмирал узнает.

     - Очень даже... Можно и под суд попасть! - с мрачною правдивостью промолвил старший офицер.

     - И как это вы так наказали матроса, Леонтий Петрович? - проговорил капитан с видом сокрушения и досады.

     Баклагин взглянул в глаза капитана, и во взгляде старшего офицера промелькнуло изумление и презрительное негодование.

     И Леонтий Петрович сказал:

     - Доктор говорил, что трехсот линьков нельзя, и я доложил вам, а вы приказали исполнить ваше распоряжение, наказать Никифорова.

     - Я, кажется, не приказывал запороть человека, Леонтий Петрович!..

     - Конечно, я виноват-с, что буквально исполнил приказание капитана... Я и не стану отпираться.

     - Но, бог даст, вам не придется, Леонтий Петрович. Можно попросить доктора... Он доложит, что... что Никифоров заболел не от наказания... Скажите доктору...

     - Уж говорите об этом доктору сами!.. - негодующе вымолвил старший офицер.

     - И, наконец, адмирал может и не узнать... Не правда ли, Леонтий Петрович?

     - Узнает.

     - Почему?

     - Команда заявит претензию...

     - Верно, скотина Васьков мутит?

     - И он, да и все недовольны...

     - Так как же вы довели до этого команду?

     - Вы думаете, один я?.. Ведь пищей недовольны, Егор Егорыч... Я думаю, будут претензии на вас и на ревизора... По слухам, новый адмирал... справедливый человек... И песня моя спета! - неожиданно прибавил Баклагин с каким-то равнодушием отчаяния...

     - Не отчаивайтесь, Леонтий Петрович... Северцов все-таки - мой товарищ... Я доложу, какой вы отличный старший офицер...

     - Очень вам благодарен, Егор Егорыч. Не беспокойтесь... Я все-таки буду проситься в Россию и... выйду в отставку, не ожидая, что выгонят... за то, что я безусловный исполнитель... Больше я не нужен, Егор Егорыч?

     - Да что с вами, Леонтий Петрович?.. Я думал, вы меня успокоите, а вы...

     - Валите теперь все на меня, Егор Егорыч?.. Быть может, ваш товарищ и удовлетворится вашими объяснениями о матросе Никифорове... Да, кажется, он скоро и помрет и не пожалуется...

     С этими словами старший офицер ушел и, казалось, только теперь понял, что Пересветов не только плохой моряк и отчаянный казнокрад, но и трус, готовый ради спасения шкуры свалить свою ответственность на своего подчиненного, которого так лицемерно уверял в благодарных чувствах.

     Баклагин, этот рыцарь исполнительности и строгости, не ожидал такого предательства от капитана, обязанного отвечать за все на вверенном ему судне.

     И Никифоров, умирающий в Гонконге, и подлец капитан, чуть ли не отрекавшийся от своего беспощадного приказания, не выходили из головы старшего офицера. И он с угрюмой тоской думал о позоре суда.

     Ведь он видел, что последние удары линьков ложились на синюю спину уже бесчувственного, притихшего человека. Он мог остановить истязание!

     До такой исполнительности он еще не доходил в течение своей морской службы!
II


     В пятом часу дня корвет "Проворный" под адмиральским флагом на крюйс-брам-стеньге вошел, попыхивая дымком, на гонконгский рейд и стал на якорь вблизи от "Кречета".

     Капитан в полной парадной форме только что хотел идти на вельбот, чтобы ехать к адмиралу с рапортом, как сигнальщик доложил вахтенному офицеру, что адмирал отвалил от борта.

     - К нам? - спросил капитан, возвращаясь от парадного трапа.

     - К нам! - ответил молодой вахтенный офицер, взглянув на адмиральский вельбот.

     Капитан рассчитывал поговорить наедине с адмиралом и "подготовить" его на всякий случай по-товарищески к строгости с командой старшего офицера. И, почти растерянный, он снова вернулся к трапу и приказал выстроить команду во фронт, вызвать караул и господ офицеров для встречи адмирала.

     Через несколько минут, среди мертвой тишины, на палубу клипера вошел адмирал с новым флаг-офицером и приостановился, чтобы выслушать обычный рапорт вахтенного офицера.

     - На клипере все благополучно! Воды в трюме - один дюйм. Больных нет.

     Вслед за вахтенным офицером Пересветов с особенной служебной аффектацией подчиненного проговорил несколько взволнованным голосом, причем приложенные к треуголке короткие, толстые пальцы слегка вздрагивали:

     - Честь имею донести вашему превосходительству, что на вверенном мне клипере все обстоит благополучно.

     - Здравствуй, Егор Егорыч. Давно не видались! - проговорил адмирал, пожимая руку капитана.

     С этими словами он направился к офицерам, выстроенным на правой стороне шканцев.

     Невысокий, худощавый, без импонирующего адмиральского вида завзятого моряка, а напротив, скромный и простой, не производивший впечатления строгого начальника своим серьезным, моложавым и довольно красивым лицом с темно-русыми бакенбардами и усами, он несколько застенчиво, краснея, подавал каждому офицеру свою маленькую руку в белой перчатке.

     Не промолвив никому ни одного из тех любезных или внушительных слов, которыми считают нужным начальники при первой встрече "ободрить" подчиненных, Северцов пошел к выстроенной по обеим сторонам шкафута команде.

     Без той молодцеватости в посадке и без зычности в голосе, какими обыкновенно приветствуют матросов адмиралы, - "новый" без всякой внушительности и далеко не громко произнес обычные слова:

     - Здорово, ребята!

     - Здравия желаем, ваше превосходительство! - ответили матросы.

     Но в этом ответе не было того громкого и веселого возгласа полутораста голосов, какой бывает обыкновенно на судах.

     Адмирал заметил это. Заметил и напряженно-взволнованные лица людей.

     По-прежнему молча спустился адмирал в палубу, молча и внимательно осматривал кубрик, шкиперскую и баталерную каюты, камбуз, заглядывал в некоторые офицерские каюты и только спросил врача, заглянув в пустой лазарет:

     - И на берегу нет больных?

     - Есть, ваше превосходительство. Матрос Никифоров в госпитале.

     - Что с ним?

     - Скоротечная чахотка.

     - Опасен?

     - Очень.

     Адмирал пошел дальше, направляясь в машинное отделение.

     От сердца капитана отлегло. Северцов, по-видимому, удовлетворился ответом.

     И, сопровождая адмирала, Пересветов подумал: "Северцов не такой, как о нем слухи. Не будет придираться. И не к чему! Клипер - игрушка. И, если будет претензия, - он не поднимет истории. Все-таки товарищ, и крепко пожал руку, и не задается... Простой... И из-за чего ему так фартит!" - пробежала завистливая мысль.

     Снова ни слова не говоря, адмирал осмотрел машинное отделение, залезал в коридор винтового вала, в трюм и, наконец, поднялся наверх и взошел на мостик.

     Кажется, все в порядке, а он молчит, и неизвестно, доволен ли он или нет.

     Это молчание беспокоило и капитана, и старшего офицера, и механика, и ревизора.

     Адмирал сделал несколько учений. Смотрел и перемену марселей, и пожарную тревогу, и десант, и многое другое.

     И ни слова.

     Только во время артиллерийского учения подходил к офицерам, заведующим батареей, и интересовался:

     - Как угол обстрела вашего орудия? Какова дальность полетов снаряда?

     Моряки не умели ответить и конфузились. Никто об этом не спрашивал.

     - Надо узнать! - тихо говорил адмирал, чтобы не слышно было замечания.

     Адмирал, видимо, не понравился. Все только смотрит, такой серьезный и молчаливый и будто не радуется, что матросы отдают и крепят паруса с поразительной быстротой.

     Раскрасневшийся и вспотевший капитан ждал, что хоть после учения, блестящего парусного учения, на котором матросы летали по вантам и разбегались, словно обезумевшие, молчаливый и серьезный Северцов заговорит и похвалит.

     Но вместо того он тихо проговорил капитану:

     - Напрасна такая быстрота.

     Пересветов вытаращил изумленные глаза. Однако почтительно промолвил:

     - Слушаю-с, ваше превосходительство!

     - Все эти... эти фокусы - дурная старая привычка. И для дела бесцельны... И люди рискуют упасть! - прибавил Северцов, словно бы желая пояснить свое замечание.

     - Точно так, ваше превосходительство! Ваше приказание будет свято исполнено, ваше превосходительство! - угодливо поддакнул ошалевший капитан.

     Северцов пристально взглянул на товарища и густо покраснел. Что-то брезгливое мелькнуло в серьезных серых глазах адмирала.

     - Прикажи собрать команду и удались вместе со всеми офицерами.

     - Есть!

     И Пересветов перешел к старшему офицеру, бледному и мрачному, стоявшему у компаса.

     - Людей во фронт!..

     - Есть!

     - Леонтий Петрович! - чуть слышно, упавшим голосом прибавил растерянный капитан.

     - Что-с?

     - Уговорите Васькова... Скажите: сделаем унтер-офицером, если не будет претензий...

     - На такую... подлость я не способен, Егор Егорыч! - зло прошептал старший офицер.

     И словно бы обрадованно крикнул:

     - Команда, во фронт!

     Капитан и все офицеры спустились в каюты. Только вахтенный офицер, юный мичман Аркадьин, остался на мостике и, радостно взволнованный, посматривал на адмирала, остановившегося вместе с флаг-офицером посредине фронта.

     "Узнает ли он наконец, что у нас творится?" - думал мичман.

     Капитан стоял под приподнятым люком своей роскошной каюты, в которой еще недавно благодушествовал и чувствовал себя редким, заботливым мужем и отцом, когда подсчитывал, сколько "сбережения" привезет он домой. Уже тысячу двести фунтов отложил, и еще целый год впереди покупка угля и провизии. "Нельзя "дурака строить", если семейный и предусмотрительный человек, и многие не зевают на брасах", - не раз думал Пересветов, подписывая счеты и получая от ревизора свою львиную долю.

     Теперь Егор Егорович напряженно прислушивался к тому, что покажут матросы ("И какая свинья Баклагин!" - подумал капитан), прислушивался, и испуг перед серьезными неприятностями все более и более охватывал его сердце вместе с завистливою злобой к этому товарищу, желающему выскочить перед высшим начальством. "Тихоня, молчит, а выдумал что? "Напрасна быстрота". Где это слыхано?.. Он, слава богу, двадцать пять лет служит, и везде порют, чтобы матросы работали летом, а Северцов - новые порядки. Скотина какая, а еще товарищ... Ни слова благодарности за порядок на клипере... Молчит... Того и гляди, напакостит мне... Испортит карьеру..."

     Мысль эта гвоздила Пересветова. Он малодушно трусил и старался возбудить себя надеждой на объяснение с Северцовым. "Он поймет, что у него семья... Он поверит, что не по вине командира Никифоров так наказан. И эти высокие цены... Он ни при чем... Ревизор делает покупки... Ведь товарищ же он... Не посмеет утопить товарища..."

     И Пересветов торопливо крестился, умоляя господа бога, чтобы адмирал оказался порядочным товарищем и не поднимал бы истории из-за матросских претензий... Пусть уберут Баклагина, и на клипере не будет порки...

     В кают-компании царило подавленное молчание.

     Старший офицер свирепо курил папиросу. Два лейтенанта, особенно расточительно наказывавшие матросов, вспомнили, что беззаконно наказывали даже унтер-офицеров. Сам ревизор, обыкновенно развязный и болтливый, притих, подумав, что еще не роздал матросам жалованья за прошлую треть. Был в меланхолии и старший механик Подосинников. Невесело глядел и доктор Моравский.

     Только старый штурман и его помощник да несколько молодых мичманов без страха ожидали конца смотра нового адмирала.

     - Никого не разнес... Редкий адмирал!.. - одобрительно промолвил один из мичманов, обращаясь к старшему штурману Василию Андреевичу, пожилому и коренастому плотному человеку с красноватым лобастым лицом, заросшим черными, едва пробритыми бакенбардами и густыми усами.

     - Д-да... Кажется, серьезный человек. Не кипятится... Не болтает на ветер и не куражится: "Я, мол, молодой адмирал!" - ответил сам серьезный, основательный и добросовестный служака, "имеющий правила", как говорил Василий Андреевич про людей, которых считал порядочными.

     И, помолчав, прибавил:

     - Небось разберет основательно претензии. То-то капитан в тревоге. Еще какая выйдет история... Что обнаружится...

     - Какая история? Что именно обнаружится?.. - резко и вызывающе спросил ревизор Нерпин, услышавши тихий разговор штурмана с мичманом.

     - Многое-с! - сухо ответил Василий Андреевич.

     - Например-с?

     Штурман хотел было ответить, как с дивана вдруг мрачно и резко выпалил старший офицер:

     - А хоть бы болезнь Никифорова, которого запороли... А гнилое масло у матросов?.. А... Да мало ли что... Или вы ничего не помните, Александр Иваныч?

     Ревизор принужденно засмеялся. Мичманы изумленно взглянули на старшего офицера, который присутствовал при наказании Никифорова, и опустили глаза. Все молчали. Снова наступила в кают-компании тяжелая напряженность.
III


     Среди мертвой тишины на палубе "Кречета" раздался негромкий, слегка басоватый голос адмирала:

     - Есть ли какие-нибудь претензии, ребята?

     И его серьезные глаза оглядывали особенно насупившиеся и встревоженные лица матросов...

     Прошла секунда, другая, и из фронта вышел пожилой, побледневший матрос Аким Васьков и, остановившись перед адмиралом, проговорил:

     - Имею претензию, ваше превосходительство!

     - Как твоя фамилия?

     - Васьков, ваше превосходительство.

     - Говори...

     - Мочи нет терпеть, ваше превосходительство. Вовсе нудно от дерки и боя, ваше превосходительство... За всякий пустяк наказывают... Господин капитан и старший офицер, ровно с арестантами, обращаются и наказывают, можно сказать, без всякого закона... Недавно пороли матроса Никифорова, когда уж он в омертвении был... И, когда пришел в чувство, его отправили в госпиталь, и там он помирает, ваше превосходительство... И за треть левизор жалованья не выдает... Просил - так говорил: потом, мол... Шесть месяцев не выдают, ваше превосходительство. И, осмелюсь доложить, харч неправильный. Извольте обследовать мою претензию, ваше превосходительство.

     - Я разберу... У кого еще претензия, ребята? - спросил адмирал.

     Тогда сразу вышло несколько десятков матросов. Они заговорили сразу.

     - По очереди! - промолвил адмирал.

     Лицо его по-прежнему было серьезно и спокойно.

     Все говорили почти одно и то же, что докладывал Васьков.

     Жаловались на безмерную порку, если на секунду опоздают марсовые крепить или отдавать паруса, и на "бой с повреждением"; жаловались на гнилое масло, на тухлую солонину, на порченые овощи...

     Претензию заявило человек сорок.

     Адмирал терпеливо выслушал жалобы, и когда последний жалобщик окончил, Северцов сказал:

     - Все претензии будут рассмотрены, ребята.

     - Покорно благодарим, ваше превосходительство! - гаркнули вдруг весело матросы, как один.

     - Защитите, ваше превосходительство! Прикажут за претензии отодрать до бесчувствия! - раздался вслед за окликом голос Васькова.

     - Васьков, подойди!

     Матрос вышел из фронта.

     - Ты сейчас говорил?

     - Точно так, ваше превосходительство!

     - Почему ты предполагаешь, что тебя накажут?

     - В прошлом году обсказывал на смотру такие же претензии начальнику эскадры, и как они изволили уехать, мне было дадено двести линьков, ваше превосходительство. В лазарет снесли опосля...

     - За твои претензии не накажут. До свидания, ребята! - проговорил адмирал.

     - Счастливо оставаться, ваше превосходительство! - крикнули матросы...

     До капитана дошли некоторые жалобы. Он слышал эти веселые окрики и, совершенно растерянный, вышел наверх. Адмирал попросил вахтенного офицера велеть подать адмиральскую гичку к борту.

     Все офицеры были во фронте, и караул вызван для проводов начальника эскадры.

     Он подошел к капитану и отвел его к корме.

     - К сожалению, я слышал очень серьезные претензии! - совсем тихо и снова нисколько не меняя своего покойного тона, сказал адмирал.

     - Я слышал, ваше превосходительство, как команда бунтовала, стараясь...

     - Если претензии справедливы, - тогда твое счастье, что команда и не подумала бунтовать... Матрос Никифоров засечен?

     - Старший офицер недоглядел, ваше превосходительство...

     - А мне не сказали, что есть больной в госпитале...

     - Он на берегу...

     - Попрошу тебя не наказывать людей за подачу претензий... И ты поймешь, что я вынужден просить тебя и старшего офицера съехать сегодня же на берег и ожидать окончания дознания... Завтра дознание начнется...

     - За что же, ваше превосходительство? - почти умолял капитан. - Обращаюсь к товарищу... Не губи меня... Позволь объясниться с тобой наедине...

     - Я попрошу к себе на корвет, я выслушаю тебя... Приезжай после сдачи клипера. Об этом получишь приказ.

     С этими словами Северцов повернул к шканцам, сделал общий поклон офицерам, протянул руку капитану и отвалил от борта.

     - На корвет! - проговорил адмирал, обращаясь к флаг-офицеру, севшему на руль.

     Через полчаса адмирал в статском платье ехал на своем вельботе по направлению к городу.

     - Верно, едет в госпиталь навестить Никифорова! - заметил мичман на вахте, обращаясь к своему товарищу, подошедшему полясничать о событии, о неожиданном отрешении от должностей капитана и старшего офицера.

     - Если только застанет Никифорова в живых! - вдруг раздался из-под мостика необыкновенно суровый и в то же время тоскливый голос старшего офицера.

     Капитан о чем-то шептался с ревизором в своей каюте, пока вестовой его укладывал чемоданы и сундуки. Сборы Баклагина не беспокоили его. Они - знал он - недолги.

     К семи часам адмирал вернулся с берега. Вскоре на катере приехали с вещами старший офицер и первый лейтенант с флагманского корвета, чтобы в звании временных капитана и старшего офицера "Кречета" принять клипер. Они передали отрешенным адмиральский приказ по эскадре и передали словесную просьбу адмирала - пожаловать капитану после ответа на допросные пункты.

     В десятом часу вечера, когда уже команда спала, сперва Пересветов, а потом Баклагин оставили клипер и уехали в Гонконг. Оба остановились в одном отеле.
IV


     Следственная комиссия под председательством командира адмиральского корвета окончила дознание, в все дело было представлено Северцову.

     Ранним утром сидел он над ним в своей роскошной адмиральской каюте и внимательно прочитывал вороха исписанной бумаги.

     Адмирал наконец окончил последний лист.

     Дознание вполне выяснило, что на "Кречете" никто не чувствовал себя человеком, до того жестоко было обращение с командой. Особенно была значительна объяснительная записка бывшего старшего офицера Баклагина. Она еще с большею беспощадностью раскрывала тяжелое положение матросов, чем показания самих жертв. В этих показаниях чувствовалась как бы недосказанность и смягченность, словно бы уже счастливые, что избавились от капитана и старшего офицера, они не хотели губить их и ежели и не прощали им, то, во всяком случае, готовы были щадить их.

     Никифорова адмирал не застал в живых. Но Баклагин описал возмутительную картину наказания, а матросы словно бы не хотели класть настоящие краски.

     Особенно удивило Северцова данное комиссии показание Васькова.

     Этот часто наказывавшийся матрос, на словах ненавистник капитана и старшего офицера, был удивительно сдержан в своих показаниях. Он даже скрыл, что после какого-то резкого ответа он получил триста линьков и пролежал месяц в лазарете. Скрыл он и то, что у него было надорвано ухо и вышиблено несколько зубов.

     Обо всем этом с педантическою подробностью было указано в записке старшего офицера, а потерпевший словно бы щадил мучителя.

     Кроме несомненных фактов жестокости, не вызываемой даже серьезными поводами, дознание обнаружило и самые наглые злоупотребления.

     Оказывалось, что Пересветов, товарищ адмирала, был в стачке с ревизором и механиком по казнокрадству, а ревизор - уже один обкрадывал матросов.

     "Я им покажу! - подумал адмирал, убежденный, что он покажет отменный пример силы закона, если отдаст под суд нескольких офицеров. - Пусть виноватый - не только товарищ, а хоть бы брат: не пощажу!" - решил молодой адмирал и сам восхитился своим нелицеприятием.

     И тем не менее бесспорно жестокий старший офицер находил в его уме какое-то снисхождение...

     - Николаев!

     В каюту вошел белобрысый матрос, только что назначенный вестовым к адмиралу.

     - Попроси сюда флаг-офицера!

     - Есть!

     Через минуту в каюту вошел Охотин, приехавший с новым адмиралом из России; Северцов взял его флаг-офицером по рекомендации одного приятеля.

     - Что прикажете, ваше превосходительство?

     - Попросить сигналом ревизора "Кречета".

     Охотин направился из каюты, как Северцов окликнул:

     - Владимир Сергеич!

     - Есть, ваше превосходительство.

     И, сразу "осадив" и красивой, легкой походкой приблизившись к адмиралу, пригожий и румяный, черноволосый с маленькими усиками флаг-офицер смотрел в глаза Северцова серьезно, внимательно и спокойно, стараясь во всем подражать своему начальнику. Даже и говорил тихо и сдержанно.

     - Когда сделаете сигнал, поезжайте на берег на моей гичке и пригласите от моего имени Пересветова приехать сейчас.

     - Есть! А если не застану дома? Прикажете оставить записку, ваше превосходительство?

     - Непременно. И зайдите к Баклагину. Попросите его приехать ко мне после полудня.

     - Слушаю-с. Больше никаких приказаний, ваше превосходительство? - осведомился Охотин, точно щеголяя и своим бесстрастным видом, и своею предусмотрительностью.

     - Нет, Владимир Сергеич!

     Северцов снова задумался и лениво отхлебывал чай.

     И наконец спокойно, решительно, с довольным сознанием рыцаря служебного долга, не останавливающегося ни перед чем, прошептал:

     - Лес рубят - щепки летят!

     Несомненно, что в щепках адмирал видел виноватых людей, по-видимому, не испытывая к ним ни снисхождения, ни жалости.

     И когда его превосходительство решил в своем уме, как он искоренит безобразия на эскадре, если и на других судах увидит что-нибудь подобное, что увидел на "Кречете", и окончил пить чай, - в комнату вошел ревизор.

     Бледный, далеко уж не с наглыми и смеющимися глазами, молодой и щеголеватый лейтенант Нерпин сделал несколько шагов и, поклонившись адмиралу, которого теперь ненавидел как виновника своего несчастия, проговорил упавшим голосом:

     - Честь имею явиться, ваше превосходительство!

    

... ... ...
Продолжение "Товарищи" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Товарищи
показать все


Анекдот 
Вопрос правительству:
- Что вы выбираете: инфляцию или полный п-ц? Кудрин:
- Инфляцию мы не допустим.
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100