Стаут, Рэкс - Стаут - Пожалуйста, избавьте от грехаДетективы >> Переводные детективы >> Авторы >> Стаут, Рэкс Читать целиком Рекс Стаут. Пожалуйста, избавьте от греха
Please Pass the Guilt
Перевод с английского А.В.Санина.
Глава 1
Вулф хрюкнул, негромко и не рассчитывая на мое внимание, метнул на меня
быстрый взгляд, затем снова посмотрел на доктора Волмера, сидевшего в
красном кожаном кресле напротив дальнего торца вулфовского стола.
Причиной послужила вовсе не просьба об одолжении. В мире еще не родился
человек, способный отказать в любой подобной просьбе с большей легкостью,
чем Ниро Вулф. Беда была в том, что на сей раз в роли просителя выступал
доктор Волмер, дом и приемная которого располагались буквально в нескольких
шагах от нашего старенького особняка и который оказывал нам одолжения не
реже, чем мы ему. Так что деваться Вулфу было некуда, отчего он и хрюкнул.
Волмер скрестил длинные худые ноги и задумчиво потер пальцем костлявый
подбородок.
-- На самом деле это нужно моему другу, -- пояснил он, -- и мне бы
очень хотелось помочь ему. Его зовут Ирвин Остроу; он психотерапевт --
правда, вовсе не приверженец фрейдовских взглядов. Он использует новый
подход к психотерапии, который получил название "вмешательство в кризис".
Мне придется пояснить, на чем он основан. Главный принцип -- это...
-- Экстренная помощь, -- подсказал Вулф. -- Эмоциональный турникет.
-- Как?... Откуда вы знаете?
-- Я читаю. Я читаю по разным причинам, одна из которых состоит в том,
чтобы знать, что еще выдумали мои собратья по разуму. Сейчас в нашей стране
действуют уже несколько тысяч центров экстренного вмешательства. Например,
при Детройтском психиатрическом институте открыт новый Центр профилактики
самоубийств. Центр по кризисам Мемориальной клиники Грейди в Атланте
укомплектован психиатрами, сиделками, социологами, профессиональными
терапевтами и священниками. Об этом много писал и говорил директор отделения
клинической психиатрии городской больницы Сан-Франциско. По фамилии Декер.
-- А по имени?
-- Барри.
Волмер встряхнул головой.
-- Пожалуй, во всем мире, -- сказал он, -- не сыскать столь
поразительного сочетания всезнайки и невежи. Вы же наверняка даже понятия не
имеете о том, что входит в обязанности трехчетвертного игрока. Не
представляете, что такое фуга.
-- Я стараюсь знать лишь то, что мне необходимо. Зато это я уже знаю
наверняка.
-- А если это нельзя познать?
-- Только философы и дураки тратят время, пытаясь познать
непознаваемое. Я ни к тем ни к другим не отношусь. Итак, что хочет знать
доктор Остроу?
Волмер заерзал в глубоком кресле, устраиваясь поудобнее.
-- Что ж. Я не хочу докучать вам, повторяя то, что вам уже известно.
Если так все же случится, прервите меня. Клиника по борьбе с кризисами
"Вашингтон-Хаите" расположена на Сто семьдесят восьмой улице, рядом с
Бродвеем. Лечат в ней амбулаторно -- люди могут приходить прямо с улицы;
часто именно так и случается. Женщина, которая беспричинно колотит свою
двухлетнюю дочь. Мужчина, который просыпается посреди ночи и отправляется
гулять по улицам в одной пижаме. Если этим людям не оказать своевременную
помощь, они все -- верные кандидаты в пациенты психушек, и клиника... Но это
вы сами знаете. Восемь дней назад, ровно за неделю до вчерашнего дня, в
клинику обратился молодой человек, которого медсестра направила к Ирвину --
к доктору Остроу. Молодой человек сказал медсестре, что его зовут Рональд
Сивер.
Волмер вопросительно посмотрел на меня.
-- Надеюсь, уж им-то ни к чему посещать психиатрические клиники, --
сказал я и повернулся к Вулфу. -- Речь идет об одной из областей, в которых
вы полный профан. О бейсболе. Рон Свобода -- аутфилдер [аутфилдер -- игрок,
располагающийся в дальней части поля. (Здесь и далее примеч. перев.)], а Том
Сивер -- питчер [питчер -- подающий игрок.]. Рон Сивер -- имя, безусловно,
вымышленное, но вам, возможно, небесполезно будет знать, что он болеет за
"Метс".
-- Спасибо, -- сказал Волмер. -- Разумеется, Ирвин сразу догадался, что
имя вымышленное, но больные часто не называют своих настоящих имен при
первом посещении. Однако пять дней спустя, утром в субботу он пришел снова.
И потом еще раз, в воскресенье. Но он не только не признался, как его зовут
на самом деле, но и не пожелал ни о чем рассказывать, кроме того, что его
мучило. Ему все время казалось, что у него руки в крови. Невидимая для
окружающих кровь время от времени выступает у него на руках, и ему
приходится отмываться. В первый раз это случилось десять -- нет, двенадцать
дней назад, посреди ночи, и он встал и пошел в ванную. С тех пор это
повторялось довольно часто, как днем, так и ночью, но, как правило, когда он
был один. По словам медсестры из клиники, это синдром леди Макбет. Пациент
утверждает, что даже не подозревает о возможной причине, послужившей толчком
для заболевания, но Ирвин убежден, что он врет.
Он развел руками.
-- Вот такой у него кризис. Ирвин считает, что случай тяжелый; если не
принять меры, то возможен самый плачевный исход. Однако им никак не удается
пробиться сквозь его защитный барьер. Одна из коллег Ирвина, замечательный
врач-психоаналитик, которой удавалось выводить больных даже из полного
ступора, проведя с ним позавчера, в воскресенье, два часа, заявила этому
Сиверу, что он только зря тратит свое и ее время. Она добавила, что может
предложить ему на выбор одно из двух: либо он отправляется к хирургу,
который ампутирует ему обе руки, либо обращается к сыщику, например, к Ниро
Вулфу, и попробует поговорить с ним. И знаете, что он ответил? Он сказал:
"Да, я так и сделаю. Я пойду к Ниро Вулфу".
Я взметнул брови.
-- А ведь он уже пытался, -- сказал я. -- Значит, это и был Рон Сивер.
Он звонил вчера днем, около полудня, и сказал, что хотел бы прийти и
уплатить сотню долларов в час за то, чтобы задавать Ниро Вулфу вопросы. Имя
свое он назвать отказался, но и про кровавые руки не упоминал. Ясное дело, я
решил, что он чокнутый, и отказал ему.
Волмер кивнул.
-- Потом он позвонил Ирвину, а Ирвин перезвонил мне. -- Он обратился к
Вулфу: -- Конечно, сотня долларов в час для вас ничто, но я пришел, чтобы
просить помочь своему другу. Вы сказали: то, что хотите знать сами, вы
знаете наверняка. Так вот, доктор Остроу считает, что у этого человека руки
и впрямь могли быть в крови. Он хотел бы знать, можно ли ему помочь. И я,
признаться, тоже. Мне тоже, как и большинству врачей, приходилось иметь дело
с душевнобольными, но такое для меня в новинку.
Вулф посмотрел на стенные часы. Было без двадцати семь.
-- Вы поужинаете вместе с нами? Икра алозы по-креольски. Только вместо
репчатого лука Фриц добавляет лук-шалот и обходится без кайенского перца.
Запивать будем шабли, а не шерри.
Волмер улыбнулся во весь рот.
-- Зная, как редко вы оказываете кому-либо подобную честь, я весьма
признателен. Но, поскольку вы делаете это только в знак сочувствия...
-- Я никогда не сочувствую.
-- Ха. Вы считаете, что я ем то, что Джонсон описывал Босуэллу
[Джонсон, Сэмюэл (1709-1784) -- английский писатель и лексикограф, автор
знаменитого "Словаря английского языка". Босуэлл, Джеймс (1740-1795) --
писатель, автор книги "Жизнь Сэ-мюэла Джонсона", считающейся образцом
мемуарной литературы.]: "Неправильно убито, ужасно приготовлено, кошмарно
заправлено и чудовищно подано", и жалеете меня. Спасибо, но у меня еще
остались дела до ужина. Если бы я мог зайти завтра и привести этого
человека...
Вулф скорчил гримасу.
-- Только не к ужину. Надеюсь, он завтра обратится к доктору Остроу или
хотя бы позвонит ему. Если это случится, скажите, чтобы зашел ко мне завтра
вечером, в девять. Денег я не возьму. Сочувствовать тоже не стану.
Глава 2
Это было во вторник, 3 июня. На следующее утро возникло маленькое
осложнение. Обычно, когда у нас нет текущего дела, я отправляюсь после
завтрака на прогулку, порой даже не удосуживаясь привести Вулфу благовидный
предлог, вроде посещения банка; так вот, в эту среду я остался без прогулки.
Не уверен, упоминал ли я когда-нибудь, что все трое сотрудников
корпорации службы на дому, которые приходят к нам раз в неделю, бывают
непременно мужчины -- так уж потребовал Вулф. Так вот, в среду Энди и Сэм,
как всегда, пришли в девять утра, но с ними пожаловала женщина, черная как
смоль негритянка с хриплым голосом и плечами, шириной не уступающими моим.
Энди -- белый и рубаха-парень -- простодушно объяснил, что мужиков, мол, не
хватает. Назвав темнокожую подругу Люсиль, он для начала поручил ей
столовую, которая размещается напротив кабинета на первом этаже нашего
старого особняка. Разумеется, Вулф, который с девяти до одиннадцати утра
неизменно торчит в оранжерее, ее не видел. Я вернулся на кухню, уселся за
свой маленький столик, налил себе вторую чашку кофе и обратился к Фрицу:
-- Скажем ему, что это переодетый мужчина. И что он в парике, потому
что его разыскивает полиция.
-- Хочешь еще кекс, Арчи? У меня осталось тесто.
-- Нет, спасибо, старина. Твои кексы замечательные, как всегда, но я
уже слопал пять штук. А полиция за ним гонится потому, что он торгует
марихуаной. Или лучше -- ЛСД.
-- Да, но вид спереди... У нее такие громадные груди.
-- Накладные, сразу видно. Лифчик набит ватой. Это бразильский кофе?
-- Нет, колумбийский. Я понимаю, ты шутишь. Если он ее увидит... --
Фриц воздел руки к небесам и молитвенно посмотрел вверх.
-- Наверняка увидит. Он частенько заходит в кухню, когда ты кормишь их
обедом. -- Я глотнул горячего кофе. -- Я ему скажу, когда он спустится.
Заткни уши -- может грянуть гром.
Вот как случилось, что я остался без прогулки. Мало ли что -- вдруг
Люсиль, наслушавшейся про орхидеи, втемяшится в голову прокрасться наверх и
полюбоваться на них?
В одиннадцать, когда послышался лязг спускающегося лифта, я сидел за
своим столом в кабинете. Вулф вошел, пожелал мне доброго утра, протопал к
своему столу и вставил в вазу букетик акампы пахиглосса. Наябедничал я
сразу:
-- Тут у нас внесена одна поправка в местное законодательство. Вместе с
Сэмом и Энди пришла женщина, негритянка по имени Люсиль. Сейчас она убирает
вашу комнату вместе с Энди. По его словам, им не хватает мужиков, потому что
все больше мужчин считает, что работа по дому -- не мужское занятие. Глупо,
конечно, ведь Фриц, Теодор и я работаем в вашем доме, а мы все -- мужики
хоть куда. Похоже, что на данный ход событий мы воздействовать не в
состоянии. Если вы считаете иначе -- пожалуйста, воздействуйте.
Вулф усадил свою девятнадцатистоуновую [1 стоун равен 14 фунтам или 6,4
кг] тушу (в стоунах его вес воспринимается лучше, чем в фунтах) в
изготовленное по особому заказу кресло, взглянул на настольный календарь и
взял в руки пачку свежей корреспонденции. Потом перевел взгляд на меня.
-- А есть женщины в "Черных пантерах"?
-- Попробую выяснить. Но, если и есть, Люсиль к их числу не относится.
Она, скорее, из того же племени, что и Кинг-Конг. Ей ничего не стоит поднять
кончиком мизинца пылесос.
-- Она в моем доме по приглашению. Мне придется поговорить с ней. Хотя
бы кивнуть и поздороваться.
Однако Вулф так и не привел свою угрозу в исполнение. В кухню во время
обеда он не заходил, а в остальное время Энди, знавший о чудачествах Вулфа
отнюдь не понаслышке, следил, чтобы их дорожки не скрещивались. Уходили из
нашего дома они обычно в четыре, но в это же время Вулф поднимался в
оранжерею, поэтому Энди подождал, пока лифт двинется наверх, и только после
этого засобирался.
Проводив уборщиков, я успокоился. Учитывая отношение Вулфа к женщинам,
невозможно предугадать, что он выкинет, когда в нашем доме оказывается
представительница прекрасного пола. Я раскладывал бумажки, которые получил
от Теодора, и заносил в картотеку свежие данные по цветению и скрещиваниям,
когда позвонил доктор Волмер и сообщил, что Рональд Сивер придет в девять,
как и было условлено. Все приготовления к приходу гостя заняли у меня шесть
минут: я вынул из стенного шкафа затейливую стеклянно-металлическую
коробочку, из которой торчали остро заточенные кончики грифелей дюжины
карандашей, и поставил ее в определенное место справа от своего стола; потом
воткнул особый шнур в замаскированную розетку.
Он опоздал почти на полчаса. Было уже девять двадцать три, и мы, сидя в
кабинете, как раз покончили с вечерним кофе, когда в дверь позвонили, и я
поспешил в прихожую. Посмотрев в одностороннее стекло, я увидел на крыльце
одного из тех субъектов, которыми кишит деловой центр Манхэттена: типичный
младший клерк, с помятой, не по годам усталой физиономией, в темно-сером,
явно ушитом костюме и без шляпы. Открыв дверь, я пригласил его войти и не
удержался, чтобы не съязвить:
-- Сказали бы вы мне по телефону, что вы Рон Сивер, я бы посоветовал
вам, как одеться подобающим образом.
Он улыбнулся -- той улыбкой, что быстро появляется и еще быстрее
гаснет, -- и пробубнил:
-- У них-то дела получше.
Я согласился и провел его через прихожую. Войдя в кабинет, "клерк" тут
же попятился. Я подумал, что, должно быть, увидев Вулфа, он передумал;
гость, похоже, подумал так же, но когда я указал ему на красное кожаное
кресло, он прошагал вперед, что-то промямлил и протянул руку. В ответ Вулф
произнес:
-- Нет, никакой крови на ней нет. Садитесь.
Помятый уселся в кресло, посмотрел на Вулфа и сказал:
-- Если бы вы ее видели, если бы вы только могли ее видеть...
Подойдя к своему столу, я метнул взгляд на коробочку с карандашами и
убедился, что все на месте. Вулф кивнул.
-- Я не могу. Если доктор Волмер верно обрисовал мне ситуацию, то одно
из двух: либо вы абсолютный тупица, либо душевнобольной. Будь вы в здравом
уме, если он у вас есть, вы бы должны были понять, что никто вам в клинике
не поможет, если вы не сообщите хоть что-нибудь о себе. Вы скажете мне, как
вас зовут?
-- Нет, -- еле внятно буркнул Рональд Сивер.
-- Но хоть что-нибудь вы мне расскажете? Где вы живете, где работаете,
где видели эту пресловутую кровь? Хоть что-нибудь?
-- Нет. -- Его кадык судорожно дернулся. -- Я объяснил доктору Остроу,
что не могу это сделать. Я знаю, что в их клинике творят чудеса. Я был... Я
слышал об этом. Мне казалось, что можно... Мне казалось, что я могу
попытаться.
Вулф посмотрел на меня.
-- Сколько стоит его костюм?
-- Сотни две; может, больше. А туфли -- не меньше сорока.
-- Сколько может ему заплатить журнал или газета за статью об этой
клинике?
-- О Господи! -- выпалил помятый. -- Дело вовсе не в...
Он затих, будто прикусил язык.
-- Это одно из вполне разумных умозаключений. -- Вулф покачал головой.
-- Я не люблю, когда меня водят за нос, и сомневаюсь, чтобы доктору Остроу
подобное пришлось по душе. Проще всего убедиться в том, не самозванец ли вы,
выяснив -- кто вы есть на самом деле. Отправив мистера Гудвина следить за
вами после вашего ухода, я потерял бы время и деньги. Но это ни к чему.
Арчи?
Я взял в руки коробочку и показал Рону Сиверу.
-- Внутри скрытая камера, -- сказал я. Я вынул пару карандашей, точнее,
огрызков длиной в пару дюймов. -- Камера прямо под ними. Я сфотографировал
вас восемь раз. Завтра покажу снимки своим знакомым -- журналисту,
фараонам...
Когда вы сидите на стуле, а на вас набрасывается мужчина, ваши действия
зависят от того, что у него на уме. Если умысел у него явно дурной, то
независимо от того, есть у него оружие или нет, вы как можно быстрее
вскакиваете на ноги. Если же он просто пытается что-то у вас отобрать,
например, коробочку с карандашами, а вы видите, что в силе и ловкости
противник вам определенно уступает, то вы ограничиваетесь тем, что
поджимаете ноги.
На самом деле он даже не приблизился. Остановившись в трех шагах от
меня, помятый повернулся к Вулфу и сказал:
-- Вы не имеете права. Доктор Остроу не позволил бы вам.
Вулф согласно кивнул.
-- Разумеется, нет, но моя контора не относится к его юрисдикции. Вы
посягнули на мое время и отняли у меня целый вечер, и я хочу знать --
почему. В самом ли деле вы отчаянно нуждаетесь в помощи или затеяли какую-то
дурацкую игру? Скоро, возможно завтра утром, я это узнаю -- в зависимости от
того, сколько потребуется времени мистеру Гудвину, чтобы опознать вас по
фотографиям. Надеюсь, это не слишком затянется, ведь я просто оказываю
услугу своему другу. До свидания, сэр. Я свяжусь непосредственно с доктором
Остроу, а не с вами.
Лично я не рискнул бы делать ставку -- на мой взгляд, парень в равной
степени мог влипнуть в какую-то переделку или затеять нечистую игру. Его
длинный заостренный нос, совершенно не гармонировавший с широченным
квадратным подбородком, пару раз подозрительно дернулся, но это еще ничего
не доказывало. Но вот сейчас, однако, что-то стало вырисовываться. Рональд
Сивер, набычившись, уставился на меня, а в глазах появилось обиженное
выражение.
-- Я вам не верю, -- сказал он наконец, громче, чем следовало, ведь
стоял он совсем рядом.
Не спуская с него глаз, я потянулся к коробочке, которую уже успел
переставить на свой стол, встал, снял крышку с огрызками карандашей, нагнул
коробочку, чтобы показать ему, что находится внутри, и пояснил:
-- "Аутофотон", японского производства. С электронным управлением.
Ставлю десять против одного, что к рассвету мы вас изобличим.
Его губы раскрылись, но из них не вылетело ни звука. Он посмотрел на
Вулфа, потом перевел затравленный взгляд на меня, затем развернулся и сделал
пару неуверенных шагов -- я уже подумал даже, что он уходит. Однако в
последний миг он взял правее и остановился в двух шагах от огромного
глобуса, перед книжными полками. Минуты две-три он постоял там, словно
собираясь с мыслями, затем повернулся, достал из внутреннего кармана пиджака
кожаный бумажник, выудил какую-то карточку, приблизился к Вулфу и протянул
ее через стол. Вулф пробежал карточку глазами и передал мне. Это оказались
нью-йоркские водительские права, выданные Кеннету Миру, рост 5 футов 11
дюймов, 32 года, Кловер-стрит, дом 147, Нью-Йорк, 10012.
-- Сберегу вам время на лишние расспросы, -- сказал он и протянул руку.
Я без лишних слов отдал ему карточку, а он, вложив ее в бумажник и упрятав
бумажник в карман, снова повернулся и вышел. На сей раз уверенно и быстро. Я
проводил его в прихожую, запер дверь, которой он даже не хлопнул, вернулся в
кабинет, уселся на свой вращающийся стул, задумчиво склонил голову набок и
произнес, глядя на Вулфа:
-- Вчера вы сказали доку Волмеру, что читать вас заставляет любопытство
к тому, что еще выдумали наши собратья по разуму. Ну и?
Вулф поморщился.
-- Сколько раз нужно говорить тебе, что слово "док" --отвратительный
вульгаризм.
-- Я все время забываю.
-- Пф! Ты никогда ничего не забываешь. Ты это делаешь назло мне. Что
касается Кеннета Мира, то в "Тайме" его фотографии не помещали. А как насчет
"Газетт"?
-- Нет. Имя несколько раз упоминалось, но фотографии не было. Как,
впрочем, и сообщения о том, что у него руки в крови. Хотя нагляделся он на
нее предостаточно. Но, коль скоро речь идет об услуге для друга, я могу
сделать пару звонков и...
-- Нет. Позвони доктору Волмеру.
-- Но, может быть, мне следует...
-- Нет.
Я развернулся на стуле и придвинул к себе телефонный аппарат. Из трех
известных нам номеров в данную минуту дока, скорее всего, следовало искать
по тому, что не числился в справочниках и был установлен на третьем этаже
его особняка. Трубку снял сам Волмер. Вулф взял свою трубку, а я слушал.
-- Добрый вечер, доктор. Этот человек приходил, опоздав на полчаса, и
только что ушел. Он отказался предоставить нам какие бы то ни было сведения,
даже свое имя, и нам пришлось прибегнуть к хитрости, воспользовавшись
скрытой камерой. Припертый к стенке, он был вынужден показать нам свое
удостоверение на право вождения моторизованного средства, после чего отбыл,
не сказав ни единого слова. Его имя недавно упоминалось в прессе в связи с
убийством, но только в качестве одного из свидетелей; никаких намеков на то,
что он находится в числе подозреваемых, не было. Назвать вам его имя -- для
доктора Остроу?
-- Ну... -- Секунд на десять трубка замолчала. -- Вы узнали его...
прибегнув к хитрости?
-- Да. Как я и сказал.
-- Тогда, мне кажется, что не... -- Снова воцарилось молчание, правда,
не столь продолжительное. -- Я сомневаюсь, что Ирвин захочет узнать это. Он
никогда не прибегает к подобным методам. Могу я спросить его, а потом
перезвонить вам?
-- Разумеется.
-- Вы не намерены... Вас не интересует это убийство? В профессиональном
смысле?
-- Только как наблюдателя. Я к нему не причастен и вмешиваться не
собираюсь.
Волмер поблагодарил Вулфа за услугу, без особого, впрочем, пыла, и они
распрощались. Вулф кинул взгляд на стенные часы -- было пять минут
одиннадцатого -- и потянулся к очередной книге, "Командование принимает
Грант" Брюса Каттона. Я вышел из кабинета и поднялся по ступенькам в свою
комнату, чтобы успеть на телетрансляцию последних иннингов бейсбольного
матча со стадиона "Шеа".
Глава 3
Обычно мы храним "Таймс" и "Газетт" в течение трех недель после выхода,
порой дольше, и даже, будь наш банковский счет на рекордно высоком уровне, я
бы все равно порылся в отчетах про убийство Оделла из одного лишь
любопытства -- ведь мы теперь лично познакомились с одним из действующих
лиц. Однако нам срочно требовалась работа. За последние пять месяцев с
начала 1969 года мы расследовали всего шесть дел, причем лишь в одном случае
гонорар составил число с пятью нулями -- нам удалось вытащить одного
бедолагу из совершенно жуткой передряги, в которую тот угодил исключительно
по собственной глупости. Словом, банковский счет отощал, как медведь после
спячки, и, чтобы справиться с расходами на содержание нашего старого
особняка, включая еженедельную выплату жалованья Теодору, Фрицу и мне, Вулфу
пришлось бы к середине июля расстаться с кое-какими ценными бумагами, что
было крайне нежелательно. Вот почему, когда я спустился в цоколь, где
хранились старые газеты, движило мною не одно лишь праздное любопытство.
Убийство случилось две недели назад, но все подробности были с
достаточной ясностью освещены уже в самых первых газетных сообщениях и с тех
пор существенно не менялись. Во вторник 20 мая, в три часа семнадцать минут
дня, некий Питер Д. Оделл вошел в комнату на шестом этаже здания КВС на
Западной Пятьдесят четвертой улице, выдвинул нижний ящик письменного стола и
мгновенно погиб. Бомба, которая разнесла его в клочья, была настолько
мощной, что не только подбросила металлический стол в потолок, но и
разрушила две стены. Компания КВС -- "Континентальные вещательные сети" --
занимала целое здание, а Питер Д. Оделл занимал в ней пост вице-президента и
отвечал за развитие. Комната и стол были не его; комнату занимал другой
вице-президент, Эймори Браунинг, отвечавший за планирование.
Вот в двух словах, что случилось, но в дополнение к главному вопросу --
кто подложил бомбу? -- оставалось еще много неясностей. В том, что один
вице-президент зашел в комнату другого, ничего необычного не было, но вот
зачем понадобилось Оделлу выдвигать этот ящик? Тот самый ящик. Многие в КВС
знали -- вот почему это и просочилось в "Таймс" и "Газетт", -- что ящик не
открывал никто, кроме самого Браунинга, который хранил в нем бутылку (или
бутылки) бурбона "Тен майл-крик" двенадцатилетней выдержки. И Оделл
наверняка знал об этом.
Никто не признался, что видел, как Оделл заходил в комнату Браунинга.
Хелен Лугос, секретарша Браунинга, которая сидела в примыкающей комнате,
находилась в это время в архиве, располагавшемся в конце коридора. Кеннет
Мир, один из заместителей Браунинга, проводил совещание на первом этаже. Сам
Браунинг был в это время у Кэсса Р. Эбботта, президента КВС, в его личном
кабинете, занимавшем весь угол шестого этажа. Если кто и знал, зачем
пожаловал Оделл к Браунингу, то признаваться не пожелал. Вот почему ответ на
вопрос "Кто подложил бомбу?" частично зависел от ответа на другой вопрос:
"Кто должен был выдвинуть этот ящик?".
Перечитав отчеты в пятнадцати экземплярах "Таймс" и в пятнадцати
выпусках "Газетт", я уразумел только одно: я знал все подробности убийства
назубок. И все. Ни намека, ни малейшей зацепки, чтобы начать расследование,
у меня не было. Когда я покончил с газетами, стрелки часов показывали начало
двенадцатого, следовательно, Вулф уже спустился из оранжереи. Я поднялся по
лестнице в свою комнату и позвонил в "Газетт". Поскольку газета дневная,
телефон Лона Коэна обычно бывает занят с десяти утра до двадцати минут
пятого, но мне все же удалось прорваться. Я сказал, что мне хватит тридцати
секунд, но Лон заявил, что с меня достаточно и пяти.
-- Тогда, -- мстительно произнес я, -- я не расскажу тебе про бычков,
которые паслись на заливном лугу и отбивные из которых припас для нас
Феликс. Ты можешь встретиться со мной в "Рустермане" в четверть седьмого?
-- Могу, если нужно. А что захватить с собой?
-- Только язык. Свой собственный. Ну и, конечно, пару фунтов салата, на
потом.
Под "потом" я подразумевал еженедельную игру в покер, которой мы
самозабвенно отдавались по четвергам с восьми вечера в квартире Сола
Пензера. Лон прошелся по поводу салата, и мы распрощались. Я тут же позвонил
по другому, не менее привычному номеру, подозвал Феликса и сказал, что на
сей раз просьба посадить нас наверху, в уединенном кабинетике, исходит лично
от меня, а не от Вулфа и что я очень рассчитываю на отборные бифштексы.
Феликс спросил, какими цветами украсить стол, но я ответил, что бифштексы,
как ни странно, предназначаются не для женщины, а для мужчины, из которого я
надеюсь выцарапать ценные сведения, поэтому стол лучше украсить самым
обыкновенным, растущим на каждом шагу четырехлистным клевером -- на счастье.
Предупреждать Вулфа, чтобы к ужину меня не ждали, мне не требовалось,
поскольку по четвергам я всегда провожу вечер у Сола. Вулф садится ужинать в
семь пятнадцать, а покер начинается в восемь.
Когда мы покончили с утренней почтой, я вскользь обронил, что выйду из
дома без четверти шесть, до того, как Вулф спустится из оранжереи. Кеннета
Мира я упоминать не стал, молчал про него и Вулф, но в середине дня позвонил
Волмер и сказал, что доктор Остроу не выразил желания узнать настоящее имя
Рональда Сивера. Наврал, конечно. Доктор Остроу наверняка возжелал бы знать,
как зовут Сивера, но только не после того, как Волмер наябедничал о том, что
Вулф прибег к мошенничеству.
Маленькая комнатка наверху в "Рустермане" хранила для меня множество
приятных воспоминаний о тех днях, когда еще был жив Марко Вукчич, благодаря
которому ресторан снискал славу лучшего во всем Нью-Йорке. Сам Ниро Вулф
высоко ценил кухню "Рустермана", в который частенько захаживал посидеть со
своим старым другом. Кухня и сейчас оставалась отменной, как заметил Лон
Коэн, проглотив третью ложку десерта; не поскупился он на похвалу и позднее,
когда запустил зубы в сочнейший бифштекс, запив его изрядным глотком
фирменного кларета.
Примерно после четвертого глотка Лон сказал:
-- Я чувствовал бы себя куда лучше -- или хуже, кто знает, -- если бы
знал цену. Ясное дело -- тебе что-то понадобилось. Или Ниро Вулфу. Что?
Я проглотил кусочек мяса.
-- Не Ниро Вулфу. Мне. Он даже об этом не подозревает, и я не хочу,
чтобы он узнал. Мне нужны кое-какие сведения. Сегодня утром я потратил два
часа, читая подряд все, что напечатали две великие газеты про убийство
Питера Д. Оделла, но я все еще не удовлетворен. Вот я и подумал, что не
мешало бы поточить с тобой лясы.
Лон прищурился.
-- Без дураков? Вулф и в самом деле не знает, что ты меня угощаешь?
-- Клянусь прабабушкой-индианкой.
Лон посмотрел примерно на фут выше моей головы, как он поступает всякий
раз, когда решает -- вскрыть карты или поднять ставку, -- подумал, пока я
намазал маслом булочку, потом посмотрел мне в глаза.
-- Что ж, -- произнес он. -- Пожалуй, тебе стоит поместить в "Газетт"
объявление. Разумеется, под кодовым номером, если Вулф и впрямь не должен
знать о твоих подвигах.
При первом взгляде на Лона, на его мелковатое лицо с черными
прилизанными волосами, никто бы не догадался, что он дьявольски хитер. Те
же, кто с ним знакомы, отлично это знают, включая самого издателя "Газетт"
-- потому-то, наверное, кабинет Лона и располагается всего через две двери
по коридору от кабинета издателя.
Я покачал головой.
-- Люди, которые меня интересуют, не читают объявления в "Газетт".
Откровенно говоря, я немного засиделся без дела и хотел бы поразмяться.
Уверен, что полиция раскопала массу фактов, которые не предназначаются для
печати. В этой комнатке записывающих устройств нет, я тоже пришел без
микрофонов. Есть ли у Кремера или окружного прокурора сведения, которые они
приберегают?
... ... ... Продолжение "Пожалуйста, избавьте от греха" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |