Стаут, Рэкс - Стаут - Иммунитет к убийствуДетективы >> Переводные детективы >> Авторы >> Стаут, Рэкс Читать целиком Рекс Стаут. Иммунитет к убийству
--------------------
Immune to Murder (1957)
переводчик не указан
Издательская фирма . 1994
OCR: Сергей Васильченко
--------------------
1
Я стоял, сложив руки на груди, и с возмущением смотрел на Вулфа. Все
двести семьдесят восемь фунтов его живого веса расположились в массивном
кресле, сколоченном из тяжелых сосновых брусьев, на сиденье и спинку
которого вместо подушки наброшены были несколько пушистых ковриков всех
цветов радуги. Под стать креслу была и кровать, и вся остальная мебель в
этой комнате шестнадцатикомнатного горного охотничьего домика "Излучина",
принадлежащего нефтяному магнату О. В. Брэгэну
- Славную же вы услугу решили оказать своей стране, - сказал я. -
Медвежью. Пусть мы выехали и поздновато, но я доставил вас вовремя, чтобы вы
и в комнату вселиться успели, и распаковаться, и помыться к обеду, - а
теперь что? Идти говорить хозяину, что мистер Вулф изволит обедать у себя в
спальне? Дудки. Это без меня.
Он ответил мне таким же возмущенным взглядом.
- Черт побери, у меня люмбаго! - рыкнул он.
- Нет у вас никакого люмбаго. Просто спина устала. Ничего
удивительного. Все триста двадцать восемь миль до Эйдирондакса от самой
Западной Тридцать пятой улицы, Манхэттен, вы сидели сзади, вцепившись в
сиденье, и готовились выпрыгнуть из машины, хотя за рулем был не кто-нибудь,
а я. Что вам сейчас нужно, так это разминка, - например, хорошая длительная
прогулка отсюда до столовой.
- Сказано вам, у меня люмбаго.
- Нет. Это острый выпендрит, или, говоря медицинским языком, воспаление
хитрости. - Я расплел руки, скрещенные на груди, и сделал небольшой жест
рукой. - Ведь ситуация-то какова? Мы с вами запутались в этом деле со
страховкой Лэмба и Маккаллоу, которое, надо признаться, действительно
немного скучновато для величайшего детектива современности и надоело вам до
чертиков. А тут звонок из госдепартамента. Новому послу иностранной державы,
с которой наша страна готовится заключить торговое соглашение, задают
вопрос, нет ли у него каких-либо особых пожеланий, а он отвечает, да, он
желает поудить американскую речную форель, но не просто так, а чтобы ее
свеженькую, прямо из ручья, приготовил для него сам Ниро Вулф. Не
согласитесь ли вы оказать такую любезность? Все уже организовано: посол с
небольшой компанией выезжает на неделю в Эйдирондакс - там имеется охотничий
домик с тремя милями частных рыболовных угодий на реке Крукид Ривер. Если
неделя для вас - слишком много, приезжайте на два дня, или на один день,
или, хотя бы, на пару часов - лишь бы успеть приготовить форель.
Я снова сделал жест рукой.
- О'кэй. Вы спросили меня, что я думаю по этому поводу. Я ответил, что
дело Лэмба и Маккаллоу бросать нельзя. Вы же сказали, что страна желает
ублажить этого посла, и что ваш долг - ответить на ее призыв. Я сказал:
чушь. Я сказал, что если вас тянет покуховарить на благо отечества,
записывайтесь в армию. В конце концов дослужитесь до шеф-сержанта, но я
вынужден буду признать, что эта история с Лэмбом и Маккаллоу оказалась вам
слегка не по зубам. Прошло несколько дней. Зубам легче не стало. А в
результате сегодня утром в четырнадцать минут двенадцатого мы уже отъезжали
от дома. Я гнал все триста двадцать восемь миль; чуть меньше семи часов - и
мы на месте. Условия - изумительные и весьма демократичные. Вы здесь
всего-навсего повар, а взгляните, какую вам комнату отвели. - Я обвел вокруг
себя рукой. - Удобства все. Персональная ванна. У меня не такая большая, но
я ведь только помощник повара, или, скорее, кулинарный атташе. Нам сказали:
обед в шесть тридцать, потому что им рано утром на рыбалку. Сейчас уже шесть
тридцать четыре, и какое же распоряжение я получаю? Идти говорить Брэгэну,
что вы обедаете у себя. Меня-то вы в какое положение ставите? Без вас я им
за столом не нужен, а когда еще удастся понаблюдать, как принимает пищу
посол? Если и есть у вас люмбаго, то не в пояснице, а в душе! Называется -
прострел души. Самое лучшее средство от него...
- Арчи, кончайте тараторить. Слово "люмбаго" означает участок тела. От
латинского "люмбус" - "поясничная область". Душа находится не в области
поясницы.
- Да? Докажите. У вас, может, и нет. Но ведь было несколько раз -
вспомните хотя бы того парня, забыл, как его звали, который пытался вас
нанять, чтобы вы устроили встречу первым его четырем женам и уговорили их...
- Хватит! - Он уперся ладонями в подлокотник кресла.
- Да, сэр.
- Мучения бывают разной степени. Некоторые граничат с пыткой, но
границу, слава богу, не переходят. Очень хорошо. - Он поднялся, опираясь на
руки и скорчив, по ходу, серию гримас. - Это люмбаго. И в таком состоянии я
должен сидеть за столом в чужом доме с целой толпой незнакомых людей. Вы
идете?
Он двинулся к двери.
2
Одно неудобство в охотничьем домике все-таки было: отсутствие столовой.
Вернее, она, может, там и была, но коллекция медвежьих, оленьих и лосиных
голов и распластанных на стенах тут и там рыбин превращала ее в хранилище
охотничьих трофеев, бильярдный стол в углу делал из нее игровую, стеклянные
шкафы с ружьями и удилищами - склад охотничьего снаряжения, ковры на полу,
стулья и стоящие тут и там столики со светильниками - гостиную, а общие
неимоверные размеры превращали ее в сарай.
Обслуживали нас два эксперта мужского пола, одетые в униформу; качество
пищи возражений не вызывало, но будь я проклят, если я чуть не изжарился
заживо. За большим квадратным столом мы сидели вдевятером - по трое с каждой
из трех сторон, а с четвертой, со стороны камина, не сидел никто. Шириной
камин был футов двенадцать, и глядеть издали, как языки пламени весело лижут
восьмифутовые поленья во всю их длину, было одно удовольствие. Но я-то
глядел не издали, я сидел в угловом кресле, прямо перед огнем. Не успел я
закончить устриц, как мне пришлось уже вертеться ужом, заталкивая ноги
подальше влево, чтобы не вспыхнули брюки, а из моей правой щеки, еще
немного, и можно было бы делать подошвы. Когда стали разливать суп, я
вытянул ноги еще дальше и задел туфлей лодыжку соседа.
- Простите, - сказал я ему. - Как называется животное, которое живет в
огне?
- Саламандра, - грассирующим тенорком ответил он. Это был небольшого
роста жилистый субъект с гладко зачесанными назад черными волосами и
широкими мускулистыми плечами - чересчур широкими для его маленькой фигурки.
- Чем, - спросил он, - вы тут занимаетесь?
- Поджариваюсь заживо. - Я повернулся к нему лицом, чтобы дать правой
щеке передышку. - Запомните, прошу вас, это, может быть, последние мои
слова. Я Арчи Гудвин, приглашен сюда для доставки четырнадцати видов груза:
петрушки, лука, чеснока, кервеля, эстрагона, свежих грибов, бренди,
панировочных сухарей, свежих яиц, красного перца, томатов, сыра и Ниро
Вулфа. У меня получилось только тринадцать, значит, я что-то пропустил. Все
это составные части ручьевой форели под соусом "Монбарри", кроме последней:
мистер Вулф - не совсем ингредиент.
Он хихикнул.
- Да уж, надеюсь, что нет. А то блюдо получится чересчур жирным, а?
- Да нет, это не жир, это сплошная мускулатура. Вы бы видели его, когда
он поднимает ручку со стола, чтобы расписаться, - никаких усилий, как
перышко. А вы что тут делаете?
Он занялся супом и не ответил; я последовал его примеру. Я решил, что
он списал меня со счетов, как мальчика на побегушках, но, когда его чашка
опустела, он повернулся ко мне.
- Я эксперт, по финансам и по всяким козням. Здесь я...
- Будьте любезны, сначала имя, а то я не расслышал.
- О, конечно, простите, Спирос Паппс. Я прибыл со своим другом, послом,
мистером Теодором Келефи, в качестве советника миссии по техническим
вопросам. А в данный момент я занимаюсь ловлей форели, и за четыре дня, что
мы здесь, поймал уже тридцать восемь штук. Сегодня утром - одиннадцать,
гораздо больше посла - он принес только три. Говорят, ваша восточная
ручьевая форель Salvelinus fontinalis на вкус самая изысканная в мире, но я
придержу свое мнение, пока не попробую ту, что приготовит мистер Вулф. Вы
сказали лук?
- Не волнуйтесь, - успокоил я его. - Он просто машет луковицей над
сковородкой. Вы только послам советы лаете, или мне тоже можно
воспользоваться? Мне бы узнать, кто есть кто - не успел всех запомнить: нас
представили наспех.
Разговор прервал один из официантов - подал блюдо с ростбифами и еще
одно, с овощами, но после того, как мы с ними разобрались, он, понизив свой
тенорок, коротко просветил меня по поводу всех, сидящих за столом.
О. В. Брэгэн, хозяин, сидел в центре, на самом удобном месте - дальше
всех от огня. Это был дородный мужчина ростом футов шесть, с твердым
квадратным подбородком и пронзительным взглядом холодных серых глаз.
По возрасту он находился где-то посередине между мной и Вулфом. При
встрече мы перекинулись несколькими словами, и у меня как-то не возникло
непреодолимого желания немедленно переключаться на бензин марки "Хемоко" -
продукт "Хемисфиер Ойл Компани", которой он заправлял.
Там же, на самой удобной стороне, справа от него, сидел посол, Теодор
Келефи. Он выглядел так, будто последние лет десять только и делал, что
загорал, хотя, возможно, история его загара исчислялась не годами, а
поколениями. Он был уверен, что говорит по-английски, и, не исключено, что
слова он, и вправду, выучил, но ему неплохо бы посоветоваться со Спиросом
Паппсом, как их произносить.
По другую руку от Брэгэна, слева, сидел Дейвид М. Лисон. Если бы вы
хорошенько присмотрелись к его холодной профессиональной улыбке, гладкому и
хорошо ухоженному лицу, если бы прислушались к его холодному хорошо
поставленному баритону, вы могли бы подумать, что перед вами - кадровый
дипломат, дослужившийся в свои неполные сорок лет до помощника
государственного секретаря. И были бы тысячу раз правы. Это он звонил Вулфу
с просьбой покуховарить на благо отечества. Одной из ступенек его
восхождения наверх, сказал мне Спирос Паппс, было двухлетнее пребывание в
должности секретаря посольства в столице той страны, из которой прибыл посол
Келефи.
Для того, чтобы пробиться наверх но служебной лестнице, кадровому
дипломату очень важно иметь пробивную жену, и у Лисона, если верить Паппсу,
была именно такая. Паппс отзывался о ней очень высоко и говорил, понизив
голос, потому что она сидела рядом, с другой стороны, между ним и послом.
Особых возражений ее внешность у меня не вызывала, хоти для высшего класса
лоб все-таки был широковат. Атласная белая кожа, светло-каштановые волосы,
собранные в пучок, живые карие глаза - все было прекрасно, но вот рот,
опять-таки, подкачал. Начинался он, вроде бы, и ничего, но какая-то сила
отгибала его кончики вниз. Может, ее что-то расстроило, а может, она просто
переусердствовала, пробивая карьеру мужу. Будь она помоложе, я не стал бы
возражать против того, чтобы попытаться выяснить, в чем дело, и поискать
какой-нибудь выход с ней на пару. Если Вулфу позволено служить отечеству,
стряпая форель для чужеземного посла, то почему мне нельзя послужить ему же,
помогал расправить перышки жене помощника государственного секретаря?
У другой женщины, сидевшей за нашим столом, с перышками было все в
порядке. Напротив меня, чуть наискосок, сидела Адриа Келефи - вовсе не дочь
посла, как могло бы показаться на первый взгляд, а его жена. Она не
выглядела особенно пробивной, но она, безусловно, выглядела. Маленькая,
изящная, с шелковистыми черными волосами и сонным взглядом темных глаз. Вот
кого можно было бы подхватить на руки и унести куда-нибудь, пусть даже
только в драгстор на стаканчик кока-колы, хотя я, конечно, сомневаюсь,
чтобы, по ее понятиям, именно этот напиток подходил в качестве угощения.
Справа от нее сидел помощник госсекретаря Лисон, слева - Вулф, и с обоими
она справлялась прекрасно. Раз она даже прикоснулась рукой к руке Вулфа -
держала ее так секунд десять - и он не отдернул свою. Я-то помнил, что к
числу самых невыносимых для него вещей на свете принадлежат две: физический
контакт с кем бы то ни было и соседство с женщиной, и решил, что просто
обязан познакомиться с ней поближе.
Но не все сразу. Рядом с Вулфом, как раз напротив меня, сидел девятый и
самый последний - высокий тощий субъект с косящими глазами и топкими, плотно
сжатыми губами, прочерченными, как тире, меж двух костлявых челюстей. Его
левая щека была раза в четыре краснее, чем правая, - это я мог понять и
посочувствовать. Камин, находившийся справа от меня, от него находился
слева. Звали его, как сказал Паппс, Джеймс Артур Феррис. Я заметил, чти он,
должно быть, какая-нибудь мелкая сошка, вроде пажа или лакея, раз его тоже
засадили на эту сковородку.
Паппс хихикнул.
- Ну что вы, какой лакей... Он очень важная персона, мистер Феррис.
Здесь он из-за меня. Мистер Брэгэн скорее пригласил бы очковую змею, чем
его, но когда он ухитрился организовать приезд сюда посла и секретаря
Лисона, я решил, что не пригласить Ферриса будет несправедливо, и настоял на
своем. Кроме того, я очень злорадный человек. Мне доставляет удовольствие
наблюдать, как сильные мира сего выставляют напоказ свой дурной норов. Вот
вы говорите, что поджариваетесь заживо. А почему вы поджариваетесь? Потому,
что стол пододвинут слишком близко к огню. Для чего его так поставили? Чтобы
мистер Брэгэн мог устроить мистера Ферриса на максимально неудобное место.
Самые мелочные люди на свете - это большие люди.
Когда моя тарелка опустела, я сложил свои вилку и нож в точности по
рекомендациям Хойла.
- А сами вы какой человек - большой или маленький?
- Ни то, ни другие. Я без ярлыка. Как вы в Америке говорите -
неклейменый бычок.
- А что делает Ферриса большим?
- Он представляет большой бизнес - синдикат пяти крупных нефтяных
компаний. Вот почему мистеру Брэгэну хочется изжарить его живьем. На кон
поставлены миллионы долларов. Все эти четыре дня с утра у нас была рыбалка,
в обед - перебранка, а вечером - братание. Посла мистер Феррис сумел кое в
чем переубедить, но только, боюсь, не секретаря Лисона. Я нахожу все это
очень забавным. Ведь решение-то, в конце концов, принимать мне, а я могу
только приветствовать такое развитие ситуации, после которого мое
правительство получит на десять - двадцать миллионов больше. Не думайте, что
я разглашаю государственные секреты. Если вы повторите то, что я вам сказал,
мистеру Вулфу а он - любому из них, пусть хоть самому Лисону, я не стану
обвинять вас в болтливости. Я за простоту и искренность. Я мог бы даже пойти
на...
Я не дослушал до конца, на что мог бы пойти злокозненный, злорадный,
простой и искренний человек, потому что нас прервали. Джеймс Артур Феррис
вдруг отодвинулся со своим креслом от стола, вовсе не стараясь делать это
незаметно, встал, решительно перешел через всю комнату - добрых шагов
двадцать - и взял с подставки бильярдный кий. Все головы повернулись в его
сторону, и я, наверное, был не единственным, кому показалось, что он сейчас
вернется и всадит его в нашего хозяина. Но он просто поставил бильярдный мяч
на ударную позицию и, не примеряясь, с силой вонзил его в сложенные кучей
шары. В гробовой тишине головы повернулись к Брэгэну, потом друг к другу. Я
ухватился за предоставившуюся возможность. Если Брэгэну нравится поджаривать
Ферриса, пусть его, но меня-то жарить ни к чему; и я не упустил свой шанс. Я
встал, подошел к бильярдному столу и учтиво обратился к Феррису:
- Может, я сейчас их соберу, и мы сыграем на счет?
От ярости он не мог выговорить ни слова. Только кивнул головой.
Пару часов спустя, где-то в районе десяти, Ниро Вулф сказал мне:
- Арчи. По поводу вашего поведения в столовой. Вы знаете, как я
отношусь ко всему, что мешает нормальному приему пищи?
- Да, сэр.
Мы были у него в комнате и готовились на покой. Моя комната была в
другом конце коридора; он пригласил меня задержаться по дороге.
- Не спорю, - сказал он, - всегда бывают исключения из правил, и это
как раз такой случай. Мистер Брэгэн либо негодяй, либо болван.
- Да. Либо и то, и другое. По крайней мере, меня никто не стал
привязывать к столбу, не забыть бы поблагодарить его хоть за это. Завтра на
рыбалку идете?
- Вы же знаете, что нет. - Сидя, он с кряхтеньем нагнулся, чтобы
развязать шнурки. Покончив с этим, он выпрямился. - Я посмотрел кухню и все
оборудование. Ничего, сойдет. Они вернутся с утренним уловом в одиннадцать
тридцать, обед назначен на полпервого. Я займусь на кухне с десяти. Повар у
него вежливый, и разбирается довольно неплохо. Я хочу сделать признание. Вы
были правы, когда не хотели сюда ехать. У них идет дикая жестокая свара;
посол Келефи - в самом ее центре, и он сейчас в таком состоянии, что ему
хоть форель "Монбарри" подавай, хоть карпа, жаренного в сале - все без
разницы. У остальных же слюнки текут только на длинную свинью. Знаете, что
это такое?
Я кивнул:
- Жаркое по-каннибальски. Правда, свинью для себя каждый из них
предпочел бы выбрать сам.
- Без всякого сомнения. - Он потряс ногами, сбрасывая туфли. - Если мы
выедем сразу после обеда, часа в три, успеем домой к отбою?
Я сказал, само собой, и пожелал ему спокойной ночи. Когда я открыл
дверь, он проговорил у меня за спиной:
- Кстати, это совсем не люмбаго.
3
На следующее утро, в десять тридцать, Вулф и я завтракали вместе за
маленьким столиком в большой комнате, у единственного окна, до которого
сквозь просвет в деревьях добиралось солнце. Оладьи были вполне съедобные,
хотя, конечно, никакого сравнения с теми, которые делает Фриц; а бекон,
кленовый сироп и кофе, по признанию Вулфа, вообще оказались приятным
сюрпризом. Все пятеро удильщиков ушли еще до восьми, каждый - на свой
отрезок частных трехмильных угодий.
У меня была собственная программа, которую мы с вечера согласовали с
хозяином. С тех пор, как я, семи лет от роду, выловил в Огайо из ручья свою
первую радужную рыбешку, у меня при виде быстрины всегда возникают два
ощущения: во-первых, что в ней должны водиться рыбины, а во-вторых, что их
надо как следует проучить. Хотя Крукид Ривер и эарыбливается искусственно,
самим рыбам про то неведомо, и ведут они себя так нагло, как если бы в жизни
не бывали вблизи инкубатора. Поэтому я с Брэгэном обо всем договорился.
Пятеро рыболовов должны вернуться к домику в одиннадцать тридцать, и тогда
все три мили будут свободны. Вулф, в любом случае, не намерен садиться с
ними за стол, а по мне, конечно же, никто скучать не станет. Так что в моем
распоряжении окажутся два часа и, как сказал Брэгэн, без особой, впрочем,
сердечности, любая снасть и любые сапоги, какие я найду в шкафах и ящиках.
После завтрака я предложил было свои услуги на кухне - резать грибы,
зелень, и вообще быть на подхвате, но Вулф попросил меня не путаться под
ногами, поэтому я ушел и стал рыться в шкафах со снастью. Коллекция в них
оказалась весьма внушительной, особенно, если учесть, что до меня там успели
покопаться пять человек, из которых, должно быть, каждый выбирал себе, что
получше. Наконец я остановился на трехколенном удилище "Уолтон Спешиэл",
катушке "Пауквиг" с леской на 0,7, клинообразных поводках, блесеннице с
двумя дюжинами отборных мушек, четырнадцатидюймовой плетеной ивовой
корзинке, подсачке с алюминиевой рамой и болотниках "Уэдерзилл". Волоча
примерно по четыре сотни зелененьких на каждую ногу, я пошел на кухню,
сделал себе три сандвича с ростбифами, взял пару шоколадок и спрятал их в
корзинку.
Не дав себе труда стянуть болотники, я прошлепал на улицу - взглянуть,
какое небо и откуда ветер. День стоял погожий, скорее даже слишком погожий
для удачной рыбалки: высоко над соснами висело несколько облачков, чересчур
мелких, чтобы тягаться с солнцем, а с юго-запада тянул легкий ветерок. Река
обегала охотничий домик почти правильным полукругом - так, что его главная
веранда, размером с теннисный корт, выходила прямо на центр излучины.
Неожиданно я столкнулся с проблемой из области этикета. На одном конце
веранды, ярдах в десяти слева от меня, расположилась с каким-то журналом
Адриа Келефи, на другом - ярдах в десяти, справа, опершись подбородком на
кулак и любуясь пейзажем, сидела Сэлли Лисон. Ни та, ни другая и виду не
подала, что увидела меня или услышала. Проблема состояла в следующем:
здороваться мне с ними или нет, и, если здороваться, то с которой начинать -
с жены посла или с жены помощника государственного секретаря?
Я молча прошел мимо. Если их тянет посостязаться в заносчивости, о'кей.
Но я подумал, что хорошо бы им заодно показать, перед кем они вздумали
задирать нос. И стал действовать. Ни кустов, ни деревьев между верандой и
рекой, а вернее, просто ручьем, не было. Из целой коллекции кресел на
веранде я выбрал алюминиевое, с холщовым сидением и высокий спинкой, пронес
его вниз, через лужайку, поставил на ровной площадке футах в десяти от
берега, достал из блесенницы "серый хакл", насадил, уселся в кресло,
откинулся с комфортом на спинку, стравил немного лески, бросил мушку в
бурун, дал ей отплыть футов на двадцать по течению, подтянул обратно и
забросил еще раз.
Если вас интересует, рассчитывал ли я на поклевку на этом совершенно
неподходящем порожистом участке, я отвечу: да. Я рассудил, что парень,
задавший себе столько трудов, разыгрывая всю эту сцену перед заносчивыми
половинами двух сильных мира сего, имеет право на участие со стороны
какой-нибудь матерой форелины, а если так, то почему бы ей и не клюнуть? Она
бы и клюнула, не объявись вдруг какая-то мелюзга, которая мне все испортила.
После двадцатого заброса я краешком глаза заметил серебряную искорку, пальцы
почувствовали рывок лески, и вот уже у меня на крючке сидит этот малец. Я
тут же выдернул его наверх, в надежде, что он сойдет, но он засел
основательно. Будь на его месте папаша, я помучил бы его как следует,
подтянул к себе и снял с крючка сухой рукой, так как ему все равно скоро на
сковородку, но, чтобы сбросить этого чертенка, руку пришлось замочить. Я
вынужден был вставать с кресла и лезть рукой в воду, что напрочь испортило
все представление.
Проучив его как следует и возвратив туда, где ему и надлежало быть, я
стал обдумывать ситуацию. Вернуться в кресло и продолжать, как ни в чем не
бывало? Исключено. Этот чертов пескаришка сделал из меня посмешище. Я
подумал, может, стоит подняться вверх по ручью и побросать всерьез, как
вдруг раздался звук шагов, а затем голос:
- Я и не знала, что рыбу можно ловить прямо из кресла! Где она? - Она
говорила "рииба".
- Доброе утро, миссис Келефи. Я выбросил ее в воду. Слишком мала.
- О! - Она подошла ко мне. - Дайте-ка. - Она протянула руку. - Я тоже
поймаю. - При свете дня, как и накануне вечером, ее все так же хотелось
подхватить на руки, а темные глаза глядели по-прежнему сонно. Когда у
женщины такие глаза, любой мужчина с минимальным инстинктом исследователя
непременно захочет выяснить, что нужно сделать, чтобы они зажглись. Но
взгляд, брошенный на запястье, подсказал мне, что через восемнадцать минут
пора уже уходить - за это время и познакомиться как следует не успеешь, не
то что провести обстоятельное исследование. Тем более, когда на веранде
сидит Сэлли Лисон и глядит во все глаза, теперь уже явно на нас.
Я покачал головой.
- Я бы с удовольствием посмотрел, как вы поймаете рыбу, - сказал я, -
но я не могу отдать вам эту удочку - она не моя. Мне одолжил ее мистер
Брэгэн, и вам он, наверняка, тоже даст. Мне очень жаль. И, чтобы доказать
вам, до какой степени - я мог бы, если хотите, рассказать, что я подумал,
глядя на вас вчера за столом.
- Я хочу поймать рыбу. Я никогда еще не видела, как ловят рыбу, - Она
уже ухватилась за удилище.
Я не уступал.
- Мистер Брэгэн вернется с минуты на минуту.
- Если вы дадите мне удочку, я позволю вам рассказать, что вы такое
подумали вчера вечером.
Я пожал плечами.
- Да бог с ним. Я уже толком и не помню.
Ни единой искорки в глазах. Но она отпустила удилище и заговорила
несколько другим тоном, чуточку более интимным:
- Ну, конечно, вы помните. Что вы подумали?
- Погодите, как это было? А, да. Такая большая зеленая штука у вашего
супруга на перстне - это что, изумруд?
- Конечно.
- Я так и думал. Ну вот, я подумал, что ваш супруг мог бы с большим
эффектом выставлять свои драгоценности. Обладая двумя такими сокровищами,
как изумруд и вы, ему следовало бы вас объединить... Лучше всего бы сделать
вам из камня сережку - одну, в правое ухо, а левое пусть бы оставалось так.
Я даже хотел подойти к нему и подсказать.
Она покачала головой.
- Нет. Мне так не нравится. Я люблю жемчуг. - Она снова протянула руку
и ухватилась за удилище. - А теперь я поймаю рыбу.
Между нами, похоже, назревала драка, в результате которой мое "Уолтон
Спешиэл" вполне могло и треснуть, но этому помешало появление одного из
рыболовов. Джеймс Артур Феррис, тощий, длинный, в полном рыбацком облачении,
вышел на лужайку, приблизился и заговорил:
- Доброе утро, миссис Келефи! Великолепный день, просто великолепный!
Меня опять щелкнули по носу. Но я все понял. За бильярдным столом я
побил его - 100:46.
- Я хочу поймать рыбу, - сказала ему миссис Келефи, - а этот мужчина не
хочет дать мне свою удочку. Я возьму вашу.
- Конечно, - залебезил он. - С огромным удовольствием. У меня насажен
"голубой дан", но если вы хотите попробовать что-нибудь другое...
Я отправился в путь.
Общее направление ручья - ну, ладно, реки - было на север, но, конечно,
на нем хватало и петель, и поворотов - я видел на большой настенной карте,
висевшей в домике. Все три мили частных угодий были поделены на пять равных
участков для сольной ловли, и на границе каждого участка стоял столбик с
номером. Два участка располагались к югу от охотничьего домика, вверх по
течению, а другие три - к северу, по течению вниз. В этот день, как вчера и
договаривались, Спирос Паппс и посол Келефи заняли южные участки, а Феррис,
Лисон и Брэгэн - северные.
Я не люблю ловить с сухой мушкой, и с мокрой я тоже не ахти какой
специалист, поэтому задумка моя была начать сверху и ловить вниз по течению.
Я пошел на юг по тропке, которая, если судить но карте, более-менее
игнорировала все изгибы реки и шла довольно прямо. Отойдя шагов на пятьдесят
от домика, я встретил Спироса Паппса, который поздоровался со мной без
особого коварства или злорадства, приподнял крышку своей корзинки и показал
мне семь красавиц, каждая из которых была более десяти дюймов в длину. Еще
через четверть мили я встретил посла Келефи, который, хотя и опаздывал, но
также остановился, чтобы похвалиться уловом. У него было восемь штук, и он
обрадовался, когда я сказал ему, что Паппса он сегодня на одну обошел.
Начав с южной границы участка номер один, я за сорок минут добрался
обратно до охотничьего домика. Отчет за эти сорок минут я предпочитаю
представить в виде голой статистики. Количество использованных мушек - три.
Поскользнулся и чуть не упал - три раза. Поскользнулся и упал, промокнув
выше сапог, - один раз. Зацепы крючка в ветвях над головой - четыре. Улов:
одна большая, которую я оставил себе, и пять маленьких, которых пришлось
отпустить. Когда я подошел к домику, было только двенадцать тридцать, время
обеда, и я обошел его кругом и нацелился на участок номер три, где в это
утро ловил Феррис. Там удача повернулась ко мне лицом, и за двадцать минут я
вытащил три крупных рыбины - одну больше двенадцати дюймов, а две другие
лишь немногим меньше первой. Вскоре я подошел к столбику с номером четыре -
началу участка помощника госсекретаря Лисона. Это было отличное место: трава
здесь подступала вплотную к журчащей струе. Я снял мокрый пиджак, расстелил
его на залитом солнцем камне, сам сел на камень рядом и достал свои сэндвичи
и шоколад.
... ... ... Продолжение "Иммунитет к убийству" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |