Соловьев, С.М. - Соловьев - История России с древнейших времен. Том 8История >> История (наука и гипотезы) >> Соловьев, С.М. Читать целиком С.М.Соловьев. История России с древнейших времен. Том 8
Том 8
----------------------------------------------------------------------------
Publisher: Oleg E. Kolesnikov
Origin: http://www.magister.msk.ru/library/history/history1.htm
----------------------------------------------------------------------------
ГЛАВА ПЕРВАЯ ЦАРСТВОВАНИЕ БОРИСА ГОДУНОВА
Избрание Годунова. - Неофициальные известия об этом избрании. - Въезд
нового царя в Москву. - Подкрестная запись. - Слух о нашествии хана. - Борис
выводит войско за Москву. - Торжество без подвига. - Меры для утверждения
Бориса на престоле. - Царское венчание Бориса. - Милости. - Благоприятные
отношения к соседям. - Посольство Льва Сапеги в Москву. - Посольство
Салтыкова в Литву. - Сношения Годунова с ливонскими недовольными. - Вызов
шведского принца Густава в Россию. - Датский принц Иоанн, жених царевны
Ксении; его смерть. - Сношения с Австриею, Англиею, городами Ганзейскими,
Италиею, Крымом. - Неудачи русских за Кавказом. - Успехи за Уральскими
горами. - Внутренние распоряжения Бориса
Русь древняя, Киевская, жила обычаем: по старому обычаю великое
княжение принадлежало старшему в целом роде; Русь новая, Северная, пошла
против этого обычая; обычай потерял силу, но до закона о престолонаследии
юное государство еще не доросло; вся власть собралась в руках
единовластителей, и вот Иоанн III объявил: "Разве я не волен в своем внуке и
в своих детях? Кому хочу, тому и дам княжество". Этой воли не оспаривал
никто и у правнука Иоаннова, Феодора, в знаменитый 1598 год.
Никогда еще для Московского государства завещание, последняя воля царя,
не имело такого важного значения, как при смерти Феодора Иоанновича,
сходившего в могилу беспотомственно. На кого указал царь и указанием этим
освободил народ от многотрудного дела избрания? Но Феодор умер, как жил: и в
последние минуты жизни, как во все продолжение ее, он, избывая мирской суеты
и докуки, не решил великого вопроса, предложенного ему патриархом и боярами:
"Кому царство, нас, сирот, и свою царицу приказываешь?" Тихим голосом
отвечал на это Феодор: "Во всем царстве и в вас волен бог: как ему угодно,
так и будет; и в царице моей бог волен, как ей жить, и об этом у нас
улажено". Патриарх Иов в житии Феодора говорит, что царь вручил скипетр
супруге своей; но в других памятниках, заслуживающих в этом отношении
большего доверия, в избирательных грамотах Годунова и Михаила Феодоровича,
сказано: "После себя великий государь оставил свою благоверную великую
государыню Ирину Федоровну на всех своих великих государствах". Но понятно,
как велика разница между выражениями "вручить скипетр" и "оставить после
себя на престоле". Действительно, по смерти Феодора оставалась особа, к нему
самая близкая, носившая царский титул, Ирина, и ей поспешили присягнуть,
чтоб избежать междуцарствия. Но Ирина отказалась от престола, объявив
желание постричься; патриарх с боярами и народом били ей челом, чтоб не
оставила их, сирот, до конца была бы на государстве, а править велела брату
своему Борису Федоровичу, как было при покойном царе. Много раз били об этом
челом Ирине, но она не согласилась и в девятый день по кончине мужа выехала
из дворца в Новодевичий монастырь, где и постриглась под именем Александры.
Во главе правления должен был стать патриарх, как первое лицо в
государстве после царя. О том, как решались дела в это время, всего лучше
может дать нам понятие следующее местническое дело: "Писал государыне царице
иноке Александре Федоровне из Смоленска князь Трубецкой на князя Голицына,
что тот никаких дел с ним не делает, думая, что ему меньше его, Трубецкого,
быть невместно. По царицыну указу бояре, князь Федор Иванович Мстиславский с
товарищами, сказывали о том патриарху Иову, и по царицыну указу писал
патриарх Иов к Голицыну, чтоб он всякие дела делал с Трубецким, а не станет
делать, то патриарх Иов со всем собором и со всеми боярами приговорили
послать его Трубецкому головою".
Итак, несмотря на то что Ирина заключилась в монастыре, дела
производились по ее указу; по ее указу бояре сказывают патриарху о деле,
патриарх с собором и боярами приговаривает и пишет об исполнении приговоров.
И в деле царского избрания, следовательно, патриарху принадлежал первый
голос, за ним оставалось самое сильное влияние, и патриарх старался
закрепить за собою право на это влияние в сознании современников:
"Благодатию св. духа, - писал он, - имеем мы власть, как апостольские
ученики, сошедшись собором, поставлять своему отечеству пастыря и учителя и
царя достойно, кого бог избрал".
Кого же должно было избрать в цари достойно, по мнению патриарха Иова?
После он сам говорил: "Когда был я на коломенской епископии и на ростовской
архиепископии, и на степени патриаршеской, не могу и пересказать превеликой
к себе, смиренному, милости от Бориса Федоровича".
За Годунова был патриарх, всем ему обязанный, патриарх, стоявший во
главе управления; за Годунова было долголетнее пользование царскою властию
при Феодоре, доставлявшее ему обширные средства: везде - в Думе, в приказах,
в областном управлении - были люди, всем ему обязанные, которые могли все
потерять, если правитель не сделается царем; пользование царскою властию при
Феодоре доставило Годунову и его родственникам огромные богатства, также
могущественное средство приобретать доброжелателей; за Годунова было то, что
сестра его, хотя заключившаяся в монастыре, признавалась царицею
правительствующею и все делалось по ее указу: кто же мимо родного брата мог
взять скипетр из рук ее? Наконец, для большинства, и большинства огромного,
царствование Феодора было временем счастливым, временем отдохновения после
бед царствования предшествовавшего, а всем было известно, что правил
государством при Феодоре Годунов.
Многое было за Годунова, но есть известия, что сильны были и
препятствия, сильны были враги. Патриарх Иов говорит: "В большую печаль впал
я о преставлении сына моего, царя Феодора Ивановича; тут претерпел я всякое
озлобление, клеветы, укоризны; много слез пролил я тогда". Кто же были эти
люди, которые мешали патриарху в его стремлении доставить престол Годунову,
осыпали его клеветами, укоризнами, заставляли проливать много слез? Летопись
указывает на одних князей Шуйских; но, конечно, Шуйские по значению своему
стояли только на первом плане: от одних Шуйских Иову не пришлось бы много
плакать. Послушаем сначала, что говорят памятники официальные. Когда Ирина
заключилась в монастыре, то дьяк Василий Щелкалов вышел к собравшемуся в
Кремле народу и требовал присяги на имя Думы боярской, но получил в ответ:
"Не знаем ни князей, ни бояр, знаем только царицу". Когда же дьяк объявил,
что царица в монастыре, то раздались голоса: "Да здравствует Борис
Федорович!" Патриарх с духовенством, боярами и гражданами московскими
отправились в Новодевичий монастырь просить царицу благословить брата на
престол, потому что при покойном царе "он же правил и все содержал
милосердым своим премудрым правительством по вашему царскому приказу".
Просили и самого Годунова принять царство. Борис отвечал: "Мне никогда и на
ум не приходило о царстве; как мне помыслить на такую высоту, на престол
такого великого государя, моего пресветлого царя? Теперь бы нам промышлять о
том, как устроить праведную и беспорочную душу пресветлого государя моего,
царя Феодора Ивановича, о государстве же и о земских всяких делах промышлять
тебе, государю моему, отцу, святейшему Иову патриарху, и с тобою боярам. А
если моя работа где пригодится, то я за святые божие церкви, за одну пядь
Московского государства, за все православное христианство и за грудных
младенцев рад кровь свою пролить и голову положить". После этого патриарх
много раз наедине упрашивал Годунова, и, как видно, вследствие этих тайных
совещаний, Иов отложил дело до тех пор, пока исполнится сорок дней по
Феодоре и пока съедутся в Москву все духовные лица, которые на великих
соборах бывают, весь царский синклит всяких чинов, служивые и всякие люди.
По иностранным известиям, Борис прямо требовал созвания государственных
чинов, т. е. от каждого города по осьми и десяти человек, дабы весь народ
решил единодушно, кого должно возвести на престол.
Итак, с достоверностию можно положить, что Годунов не хотел принять
короны до приезда выборных из областей и всех лиц, которые на соборах
бывают, советных людей, как тогда выражались, хотел быть избран земским
собором. Понятно, что в этом только выборе всею землей он мог видеть полное
ручательство за будущую крепость свою и потомства своего на престоле.
Иностранцы и свои говорят о средствах, употребленных Борисом и сестрою его
для привлечения народа на свою сторону: царица призывала к себе тайно
сотников и пятидесятников стрелецких, деньгами и льстивыми обещаниями
склоняла их убеждать войско и горожан, чтобы не выбирали на царство никого,
кроме Бориса. Правитель приобретал приверженцев с помощию монахов,
разосланных из всех монастырей в разные города, с помощию вдов и сирот,
благодарных ему за решение своих продолжительных тяжб, с помощью людей
знатных, которых он снабжал деньгами, обещая дать и больше, когда будет
избран в государи. На соборе должны были участвовать 474 человека, из них:
99 духовных лиц, которые не могли противоречить патриарху, да и сами по себе
были за Годунова; 272 человека бояр, окольничих, придворных чинов, дворян,
дьяков; у Годунова была партия и между боярами тем легче было ему приобресть
большинство между второстепенными лицами; выборных из городов было 33
человека только; затем было семь голов стрелецких, 22 гостя, 5 старост
гостиных сотен и 16 сотников черных сотен. Все дело решалось, значит,
духовенством и дворянством второстепенным, которые были давно за Годунова
или смотрели на патриарха как на верховный авторитет; люди неслужилого
сословия составляли ничтожное меньшинство; в выборе из городов видим также
людей служилых.
17 февраля, в пятницу перед масляницей, открылся собор; патриарх начал
речь, объявил, что по смерти Феодора предложено было царство Ирине; когда та
не согласилась, просили ее благословить брата, просили и самого Годунова;
когда и он не согласился, отложили дело на 40 дней, до приезда выборных:
"Теперь, - продолжал Иов, - вы бы о том великом деле нам и всему освященному
собору мысль свою объявили и совет дали: кому на великом преславном
государстве государем быть?" И, не дожидаясь ответа, продолжал: "А у меня,
Иова патриарха, у митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов,
игуменов и у всего освященного вселенского собора, у бояр, дворян, приказных
и служилых, у всяких людей, у гостей и всех православных христиан, которые
были на Москве, мысль и совет всех единодушно, что нам, мимо государя Бориса
Федоровича, иного государя никого не искать и не хотеть". Тогда советные
люди громко и как бы одними устами сказали: "Наш совет и желание одинаково с
твоими, отца нашего, всего освященного собора, бояр, дворян и всех
православных христиан, что неотложно бить челом государю Борису Федоровичу
и, кроме его, на государство никого не искать". После этого началось на
соборе исчисление прав Бориса на престол: Царь Иван Васильевич женил сына
своего, царевича Феодора, на Ирине Федоровне Годуновой, и взяли ее,
государыню, в свои царские палаты семи лет, и воспитывалась она в царских
палатах до брака; Борис Федорович также при светлых царских очах был
безотступно еще с несовершеннолетнего возраста, и от премудрого царского
разума царственным чинам и достоянию навык. По смерти царевича Ивана
Ивановича великий государь Борису Федоровичу говорил: божиими судьбами, a по
моему греху, царевича не стало, и я в своей кручине не чаю себе долгого
живота; так полагаю сына своего царевича Феодора и богом данную мне дочь
царицу Ирину на бога, пречистую богородицу, великих чудотворцев и на тебя,
Бориса; ты бы об их здоровье радел и ими промышлял; какова мне дочь царица
Ирина, таков мне ты, Борис, в нашей милости ты все равно, как сын. На
смертном одре царь Иван Васильевич, представляя в свидетельство духовника
своего, архимандрита Феодосия, говорил Борису Федоровичу: тебе приказываю
сына своего Феодора и дочь Ирину, соблюди их от всяких зол. Когда царь
Феодор Иванович принял державу Российского царства, тогда Борис Федорович,
помня приказ царя Ивана Васильевича, государское здоровье хранил, как зеницу
ока, о царе Феодоре и царице Ирине попечение великое имел, государство их
отовсюду оберегал с великим радением и попечением многим, своим премудрым
разумом и бодро-опасным содержательством учинил их царскому имени во всем
великую честь и похвалу, а великим их государствам многое пространство и
расширение, окрестных прегордых царей послушными сотворил, победил
прегордого царя крымского и непослушника короля шведского под государеву
высокую десницу привел, города, которые были за Шведским королевством, взял;
к нему, царскому шурину, цесарь христианский, салтан турецкий, шах
персидский и короли из многих государств послов своих присылали со многою
честию; все Российское царство он в тишине устроил, воинский чин в призрении
и во многой милости, в строении учинил, все православное христианство в
покое и тишине, бедных вдов и сирот в крепком заступлении, всем повинным
пощада и неоскудные реки милосердия изливались, святая наша вера сияет во
вселенной выше всех, как под небесем пресветлое солнце, и славно было
государево и государынино имя от моря и до моря, от рек и до конец
вселенной". В субботу 18 числа и в воскресенье 19 в Успенском соборе
торжественно служили молебны, чтобы господь бог даровал православному
христианству по его прошению государя царя Бориса Федоровича. В понедельник
на маслянице, 20 февраля, после молебна патриарх с духовенством, боярами и
всенародным множеством отправились в Новодевичий монастырь, где Борис жил
вместе с сестрою; со слезами били челом, много молили и получили отказ;
Годунов отвечал: "Как прежде я говорил, так и теперь говорю: не думайте,
чтоб я помыслил на превысочайшую царскую степень такого великого и
праведного царя". Православное христианство было в недоумении, в скорби
многой, в плаче неутешном. Опять святейший патриарх созывает к себе всех
православных христиан и советует устроить на другой день, во вторник,
празднество пречистой богородице в Успенском соборе, также по всем церквам и
монастырям, после чего с иконами и крестами идти в Новодевичий монастырь,
пусть идут все с женами и грудными младенцами бить челом государыне
Александре Федоровне и брату ее, Борису Федоровичу, чтоб показали милость.
Тут же патриарх с духовенством приговорили тайно: если царица Александра
Федоровна брата своего благословит и государь Борис Федорович будет царем,
то простить его и разрешить в том, что он под клятвою и слезами говорило
нежелании своем быть государем; если же опять царица и Борис Федорович
откажут, то отлучить Бориса Федоровича от церкви и самим снять с себя
святительские саны, сложить панагии, одеться в простые монашеские рясы и
запретить службу по всем церквам.
21 февраля, во вторник, двинулся крестный ход в Новодевичий монастырь;
к нему навстречу при звоне колоколов вынесли из монастыря икону смоленской
богородицы, за иконою вышел Годунов. Подошед к иконе владимирской
богородицы, он громко возопил со слезами: "О милосердая царица! Зачем такой
подвиг сотворила, чудотворный свой образ воздвигла с честными крестами и со
множеством иных образов? Пречистая богородица, помолись о мне и помилуй
меня!" Долго лежал он пред образом и омочал землю слезами, потом приложился
к другим иконам, подошел к патриарху и сказал ему: "Святейший отец и
государь мой Иов патриарх! Зачем ты чудотворные иконы и честные кресты
воздвигнул и такой многотрудный подвиг сотворил?" Патриарх отвечал ему,
обливаясь слезами: "Не я этот подвиг сотворил, то пречистая богородица с
своим предвечным младенцем и великими чудотворцами возлюбила тебя, изволила
прийти и святую волю сына своего на тебе исполнить. Устыдись пришествия ее,
повинись воле божией и ослушанием не наведи на себя праведного гнева
господня". Годунов отвечал одними слезами. После этого Иов пошел в церковь,
Годунов к сестре в келью, а бояре и весь народ вошли на монастырь, которые
же не поместились на монастыре, те все стояли около ограды. После обедни
патриарх со всем духовенством, в священных одеждах, с крестом и образами,
пошли в келью к царице и били ей челом со слезами долго, стоя на коленах; с
ними пошли бояре и все думные люди, а дворяне, приказные люди, гости и весь
народ, стоя у кельи по всему монастырю и около монастыря, упали на землю и
долго с плачем и рыданием вопили: "Благочестивая царица! Помилосердуй о нас,
пощади, благослови и дай нам на царство брата своего Бориса Федоровича!"
Царица долго была в недоумении, наконец заплакала и сказала: "Ради бога,
пречистой богородицы и великих чудотворцев, ради воздвигнутия чудотворных
образов, ради вашего подвига, многого вопля, рыдательного гласа и неутешного
стенания даю вам своего единокровного брата, да будет вам государем царем".
Годунов с тяжелым вздохом и со слезами сказал: "Это ли угодно твоему
человеколюбию, владыко! И тебе, моей великой государыне, что такое великое
бремя на меня возложила и предаешь меня на такой превысочайший царский
престол, о котором и на разуме у меня не было? Бог свидетель и ты, великая
государыня, что в мыслях у меня того никогда не было, я всегда при тебе хочу
быть и святое, пресветлое, равноангельское лицо твое видеть". Александра
отвечала ему: "Против воли божией кто может стоять? И ты бы безо всякого
прекословия, повинуясь воле божией, был всему православному христианству
государем". Тогда Годунов сказал: "Буди святая твоя воля, господи". Патриарх
и все присутствовавшие пали на землю, воссылая благодарение богу, после чего
отправились в церковь, где Иов благословил Бориса на все великие государства
Российского царствия.
Так говорится об избрании Годунова в акте официальном, в утвержденной
грамоте об этом избрании, составленной уже в августе 1598 года. Но до нас
дошли другие известия, другие предания, записанные в памятниках
неофициальных. Так, дошло до нас известие о желании бояр, чтобы Годунов
целовал крест на ограничивающей его власть грамоте; Борис не хотел этого
сделать, не хотел и отказать прямо и потому выжидал, чтобы простой народ
принудил бояр выбрать его без договора, - отсюда и происходил его отказ
принять престол. Шуйские, видя его упрямство, начали говорить, что
неприлично более его упрашивать, а надобно приступить к избранию другого.
Тогда-то патриарх и решился идти с крестным ходом в Новодевичий монастырь.
Есть также известие, что Годунов, желая заставить Романовых забыть права
свои на престол, дал старшему из них, Федору Никитичу, страшную клятву, что
будет держать его, как брата и помощника, в деле государственного
управления. Наконец, о торжественном молении, плаче и вопле народном в
Новодевичьем монастыре сохранилось такое предание: "Народ неволею был
пригнан приставами, нехотящих идти велено было и бить и заповедь положена:
если кто не придет, на том по два рубли править на день. Приставы понуждали
людей, чтоб с великим кричанием вопили и слезы точили. Смеху достойно! Как
слезам быть, когда сердце дерзновения не имеет? Вместо слез глаза слюнями
мочили. Те, которые пошли просить царицу в келью, наказали приставам: когда
царица подойдет к окну, то они дадут им знак, и чтобы в ту же минуту весь
народ падал на колена; нехотящих били без милости".
26 февраля, в воскресенье на маслянице, Годунов имел торжественный
въезд в Москву, в Успенском соборе слушал молебен, после которого принимал
поздравление от духовенства, бояр и всего православного христианства.
Отслушав обедню в Успенском соборе, Борис пошел в Архангельский, где,
припадая к гробу великих князей и царей, говорил со слезами: "Великие
государи! Хотя телом от своих великих государств вы и отошли, но духом
всегда пребываете неотступно и, предстоя пред богом, молитву творите;
помолитесь и обо мне и помогите мне". Из Архангельского собора пошел в
Благовещенский, отсюда - в царские палаты, из дворца поехал к сестре в
Новодевичий монастырь; отсюда приехал опять в Кремль к патриарху, долго
разговаривал с ним наедине, после чего простился с ним и с знатным
духовенством на Великий пост и возвратился на житье в Новодевичий монастырь.
Неизвестно, в какое время присягали на верность новому царю, но
известна любопытная подкрестная запись. Присягавший по ней, между прочим,
клялся: "Мне над государем своим царем и над царицею и над их детьми, в еде,
питье и платье, и ни в чем другом лиха никакого не учинить и не испортить,
зелья лихого и коренья не давать и не велеть никому давать, и мне такого
человека не слушать, зелья лихого и коренья у него не брать; людей своих с
ведовством, со всяким лихим зельем и кореньем не посылать, ведунов и ведуней
не добывать на государское лихо. Также государя царя, царицу и детей их на
следу никаким ведовским мечтанием не испортить, ведовством по ветру никакого
лиха не насылать и следу не вынимать никаким образом, никакою хитростию. А
как государь царь, царица или дети их куда поедут или пойдут, то мне следу
волшебством не вынимать. Кто такое ведовское дело захочет мыслить или делать
и я об этом узнаю, то мне про того человека сказать государю своему царю или
его боярам, или ближним людям, не утаить мне про то никак, сказать вправду,
без всякой хитрости; у кого узнаю или со стороны услышу, что кто-нибудь о
таком злом деле думает, то мне этого человека поймать и привести к государю
своему царю или к его боярам и ближним людям вправду, без всякой хитрости,
не утаить мне этого никаким образом, никакою хитростию, а не смогу я этого
человека поймать, то мне про него сказать государю царю или боярам и ближним
людям". Нас здесь останавливает не вера в волшебство, которая господствовала
в описываемое время; нас останавливает перечисление видов зла которое можно
было сделать Борису и его семейству, повторение, распространение одного и
того же, что должно приписать не времени уже только, а лицу, приписать
мелкодушию Бориса, его подозрительности, ибо в подкрестных записях
преемников его мы этого не видим.
Присягавший должен был клясться также: "Мне, мимо государя своего царя
Бориса Федоровича, его царицы, их детей и тех детей, которых им вперед бог
даст, царя Симеона Бекбулатова и его детей и никого другого на Московское
государство не хотеть, не думать, не мыслить, не семьиться, не дружиться, не
ссылаться с царем Симеоном, ни грамотами, ни словом не приказывать на всякое
лихо; а кто мне станет об этом говорить или кто с кем станет о том думать,
чтоб царя Симеона или другого кого на Московское государство посадить, и я
об этом узнают то мне такого человека схватить и привести к государю" и т.
д.
9 марта, в четверг на второй неделе поста, патриарх созвал знатное
духовенство, бояр, дворян и весь царский синклит и говорил им: "Уже время
молить нам бога, чтоб благочестивого великого государя царя нашего Бориса
Федоровича сподобил облечься в порфиру царскую, да установить бы нам светлое
празднество преславному чуду богородицы в тот день, когда бог показал на нас
неизреченное свое милосердие, даровал нам благочестивого государя Бориса
Федоровича, учредить крестный ход в Новодевичий монастырь каждый год
непременно". Все, слыша такой премудрый глагол святейшего Иова патриарха,
отвечали со слезами, обещали молиться богу беспрестанно, день и ночь.
Разосланы были по областям грамоты с приказанием петь молебны по три дня со
звоном.
Проведши Великий пост и Пасху в монастыре с сестрою, Борис 30 апреля, в
Мироносицкое воскресенье, торжественно переехал на житье во дворец
кремлевский. Опять был он встречен крестным ходом, в Успенском соборе
патриарх надел на него крест Петра митрополита; опять Борис обошел соборы,
ведя за руки детей, сына Федора и дочь Ксению; был большой обед для всех. Но
царское венчание не могло скоро последовать: еще 1 апреля пришла весть, что
крымский хан Казы-Гирей собирается на Москву со всею ордою и с полками
турецкими. Весть пришла рано,: и потому через месяц на берегах Оки могла
собраться огромная рать: говорят, число ее простиралось до 500000 человек. 2
мая сам царь выехал из Москвы с двором своим, в числе которого находилось
пять служилых царевичей. Борис остановился в Серпухове и отсюда распоряжался
устройством рати. Но среди этих распоряжений новый царь занимался и тем,
чтоб щедростию и угощениями привязать к себе служилых людей; пишут, что
почти ежедневно бывали у него обеды на 70000 человек: "И подавал, - говорит
летописец, - ратным людям и всяким в Серпухове жалованье и милость великую".
Цель, по-видимому была достигнута: "Они все, видя от него милость,
обрадовались, чаяли и вперед себе от него такого же жалованья". Итак, вот на
чем основался союз Годунова с служилыми людьми: они чаяли вперед себе от
него большого жалованья!
Слух о походе ханском оказался ложным: вместо грозной рати явились
мирные послы. Годунов воспользовался случаем, чтобы произвесть на татар
самое сильное впечатление: послов поставили верстах в семи от стана
царского, расположенного на лугах на берегу Оки, ночью велено было ратным
людям стрелять по всем станам. 29 июня послы представлялись Борису; когда
они ехали к нему, то на протяжении семи верст от их стана до царского по обе
стороны дороги стояли пешие ратники с пищалями и разъезжали повсюду конные.
Послы, видя огромное войско и беспрестанную стрельбу, так перепугались, что,
пришедши к царю, едва могли справить посольство от страха. Царь пожаловал их
великим жалованьем, отпустил с большою честию и послал с ними богатые дары к
хану. В тот же день царь угостил все войско и отправился в Москву.
Сюда он въехал с большим торжеством, как будто одержал знаменитую
победу или завоевал целое царство иноплеменное: патриарх с духовенством и
множеством народа вышли к нему навстречу; Иов благодарил за совершение
великого подвига, за освобождение христиан от кровопролития и плена:
"Радуйся и веселися, - говорил он Борису, - богом избранный и богом
возлюбленный, и богом почтенный, благочестивый и христолюбивый, пастырь
добрый, приводящий стадо свое именитое к начальнику Христу богу нашему!" По
окончании речи патриарх, духовенство и весь народ пали на землю, плакали и
потом, встав, приветствовали Бориса "на его государеве вотчине и на царском
престоле и на всех государствах Российской земли".
Столько слез было пролито при челобитьях и встречах! Кажется, можно
было бы увериться в преданности народа к доброму пастырю, но, видно, царь и
патриарх были еще далеки от этой уверенности. 1 августа Иов созвал всех
бояр, дворян, приказных, служилых людей и гостей и начал им говорить: "Мы
били челом соборно и молили со слезами много дней государыню царицу
Александру Федоровну и государя царя Бориса Федоровича, который нас
пожаловал, сел на государстве, так я вас, бояр и весь царский синклит,
дворян, приказных людей и гостей, и все христолюбивое воинство благословляю
на то, что вам великому государю Борису Федоровичу, его благоверной царице и
благородным чадам служить верою и правдою, зла на них не думать и не
изменять ни в чем, как вы им государям души свои дали у чудотворного образа
богородицы и у целбоносных гробов великих чудотворцев". Бояре и все
православные христиане отвечали: "Мы целовали крест
... ... ... Продолжение "История России с древнейших времен. Том 8" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |